Анфиса. Гнев Империи
Шрифт:
– Но, монсеньор, как же книга? – спросил его всё тот же носферату.
– Я высосу из неё душу и увижу, что она знает. А если она ничего не знает о книге, то высосу душу из него, – поглядел этот Мельхиор на Альберта. – Всё равно убить придётся обоих. Заставим его хоть страдать, глядя на смерть дочери, церковники ничего иного не заслуживают, – щёлкнул он пальцами снизу по своей шляпе, как бы приподняв ту, чтобы она тут же наскочила обратно. – Моё почтение.
В этом его жесте на миг блеснул серебристый перстень в виде собачьей головы на указательном пальце и ещё одно гладкое, без заметного декора кольцо на безымянном,
– Ты ублюдок! – вскричал ему нунций, изо всех сил пытающийся вырваться от удерживающих его носферату. – Анфиса! Анфиса, девочка моя!
– Папочка, прости… – слетело с её губ в надежде, что тот и вправду ничего не расскажет злодеям.
Сердце её колотилось ещё стремительнее, чем прежде, по мере того, как этот господин приближался. Мужчина в шляпе же кивнул длинноволосому упырю, и Анфиса ощутила, как лезвие на её шее сделало резкое движение, рассекая плоть в новом приступе боли. Было ощущение, что кровь полилась и внутри, и снаружи. Порез полыхал так, что затряслось всё тело, а воздуха вновь не хватало.
В этот момент дверь харчевни влетела внутрь, выбитая снаружи потоком пурпурного заклятья, расколовшего её в щепки. А затем вихрь огня обдал жаром тех, кто удерживал Альберта, обращая упырей в живые задёргавшиеся факелы. Это заставило вампиров выпустить мужчину из хватки и согнуться в конвульсиях, чернея на глазах вместе с буквально таящей на них одеждой.
Анфиса ещё видела, что отец подбежал, пытаясь её освободить, что-то говорил, но она едва слышала. Был отчётливо различим сам столь родной голос, но он почти не складывался в понятные слова. Реальность покрывалась туманом, в глазах всё плыло, лишь изредка возобновляясь на краткий миг, когда звучали какие-то обрывочные фразы. Впрочем, девочка уже не могла ответить даже на них.
Тем временем, сразу после пламени, в здание вбежали какие-то люди. Ещё один мужчина в тёмном, на этот раз чёрно-синем одеянии, с белоснежно-белыми волосами, длинным посохом и блеснувшим кольцом-черепом. Бледный, словно вампир или альбинос. А с ним в красном кафтане с косым запахом и высоким торчащим воротом какой-то молодой светленький парнишка с пламенными шарами у обеих ладоней.
Они оба были чародеями, причём первый, похоже, некромантом. Но они освободили Альберта, сражались с вампирами и пытались спасти Анфису. Девочка уже едва разбирала происходящее. Бугая и длинноволосого упыря вбежавшие тут же убили резкими ударами вбитых кольев. А вот их монсеньор, сняв с пояса металлическую маску пса, – под которой оказался тоже, как и у всех своих сподвижников, собачий череп, – надел её и попятился. Исчез из поля зрения девочки и, похоже, сбежал через запасной выход, откуда в харчевню поставляли продукты.
– Сделай хоть что-нибудь, Маркус! – кричал отец на того некроманта-альбиноса, что был, судя по всему, на их стороне.
Эта фраза пронзила общий гул вокруг, достигнув ушей. Но его ответа Анфиса толком даже не расслышала. Полыхающие болью израненные рука и шея не позволяли сосредоточиться, в горло капала собственная кровь, а дышать она уже не могла. Насколько хватало последнего воздуха – столько и держалось девичье создание, а она всё вглядывалась в затухающую реальность.
– От Гильдии Некромантов при Академии Его Императорского Величества… Часы Хроноса, – было последним, что услышала Анфиса прежде, чем всё померкло.
Она успела заметить лишь, как блеснули вытянутые, с красивым декором песочные часы в пальцах у чернокнижника-альбиноса, названного Маркусом. Маленькие, компактные с, казалось, золотым песочком внутри хрустальных, изумительно прозрачных колбочек.
Резким движением мужчина в чёрном зачем-то ударил этим изделием девочку по окровавленной руке. Сквозь притупившиеся чувства единого жжения и мучительной боли тело пронзила новая вспышка прямо в месте касания. Походило, будто он буквально собрался этим ударом впечатать часы прямо в руку сквозь этот глубокий разрез ниже запястья, вживить их в неё, проминая жилы и плоть.
А потом всё затихло. Ни боли, ни голосов, только свист чёрной усиливающейся бури. Девочка будто оказалась на каком-то отдалённом утёсе в сером, безрадостном краю с чёрными скалами и бледным туманом. Выступ то и дело терзали пролетавшие переломанные ветки, поднятые в воздух камни и, казалось, даже выскобленные добела обглоданные кости. Самым зловещим был момент, когда в блеске тысячи ярких и оглушительных молний вокруг можно было разглядеть на костях некие борозды – следы чьих-то свирепых зубов.
Буря извивалась в вышине, создавая из серо-чёрных облаков колоссальную спираль, ведущую буквально в вечность вне времени и пространства, куда-то за грань дозволенного и доступного для понимания. Вихри свистели, как сонм взмахов плети, как армия стрел, готовая обрушиться в любое мгновение.
И звуки этого ужаса перемежались с нестерпимыми воплями, раздающимися отовсюду. Девочка аккуратно шагала вперёд, не ведая, где можно скрыться. Платье её колыхалось в резких порывах, уж чудилось, что саму её вот-вот сдует и сорвёт со скалы в бездонную пропасть.
Но прямо перед ней медленно и величественно выплыла фигура гигантского черепа с невероятной, недопустимой мимикой. Колоссальное неистовое существо явно хмурилось и зловеще улыбалось. Костяной гигант принялся открывать свой зубастый рот. Морозный ветер с колким песком и острыми льдинами срывал капли слёз с юных зелёных глаз. Но теперь девочка знала, кто это перед ней.
Богиня смерти вглядывалась из пещерной глубины своих глазниц на хрупкую фигурку в терзаемом на ветру платьице. Раскрыв рот, внутри которого зияла истинная бездна всего сущего, она издала вопль такой силы, что казалось, он вырвет волосы и просто сдует, сорвёт кожу с Анфисы. Но вот тело девушки дрогнуло целиком, вихрь сбил её с ног и бросил в поток яркого света, что сиял у неё из-за спины. А она лишь сейчас смогла это заметить, уносясь с черноты утёса в слепящий поток.
– Просыпайся, а то опять всё прозеваешь, – резкий, слегка скрипучий голос бонны разрезал воцарившуюся тишину, и Анфиса открыла глаза, лёжа в своей, залитой солнечным утренним светом постели.
Повторение – мать учения
I
Девочка первым же делом коснулась своей шеи, а потом запястья – ни следа того, что случилось. Горло она, разумеется, не видела, но пальцы ощущали отсутствие там какого-либо шрама. А вот на руке воочию можно было узреть, что следов от пореза или удара песочными часами под запястье там не было. На всякий случай она даже понадавливала туда, пытаясь их прочувствовать внутри, но ничего не обнаружила.