Ангел Бездны
Шрифт:
Время шло к вечеру, но было довольно светло. Они приближались к месту назначения. Аэродром неподалеку от города объявил о готовности приема, сообщил, что никаких природных катаклизмов не предвидится.
Самойлов ясно видел в иллюминатор лес, долину, городские дома вдалеке.
Вдруг мимо иллюминаторов поползли клочья тумана. Летчик сообщил на землю о внезапном ухудшении видимости. С аэродрома ответили, что горизонт абсолютно чист. Между тем туман густел. Они попытались снизиться, но видимости по-прежнему не было. Тогда летчик решил набрать высоту, чтобы подняться
Туман стал таким густым, что из иллюминатора не было видно крыла. И самое странное, туман явно оказывал сопротивление мощным двигателям. Самолет стало швырять из стороны в сторону.
Пилот успел сообщить на землю о непредвиденном ухудшении погоды, но ответа от диспетчера не получил.
В этот момент Самойлов почувствовал запах дыма. Он оглянулся назад. Дым шел из его дипломата. Решив, что в дипломат подложена бомба, Геннадий Семенович схватил его и раскрыл. Делал он это совершенно механически, понимая, что если даже бомба и лежит в кейсе, то избавиться от нее он уже не сможет. К своему изумлению, Самойлов увидел в дипломате тлеющие деловые бумаги, а в центре небольшого локального пожара — свой кубик-талисман, который светился ярким вишневым светом.
Будто дождавшись, когда дипломат наконец откроют, кубик вспыхнул ярким пламенем. Вмиг загорелись бумаги, огонь перекинулся на сиденье и с невероятной скоростью охватил салон самолета.
Пилот попытался посадить самолет, но машина нырнула и, охваченная пламенем, яркой звездой ринулась к земле. В последний момент пилоту удалось каким-то чудом выровнять самолет, он проехался брюхом по вершинам деревьев и клюнул носом.
Спасатели были на месте катастрофы через полчаса. Они нашли догорающий остов самолета, в стороне, на земле, выброшенные при толчке останки бизнесмена Самойлова. Летчик, с тяжелыми увечьями, все еще жил. Он был доставлен в больницу, на несколько мгновений пришел в себя и сумел только сказать: «Загорелось от дипломата Самойлова». После этого он снова впал в беспамятство. Врачи опасались за его жизнь и вертолетом отправили в Москву, в Ожоговый центр.
Никакого дипломата — и тем более кубика — на месте аварии найдено не было.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ АКЕНТЬЕВ И БАТОГОВ
Поскольку Сазонов был занят расследованием дел «Лиги друзей», поехать в больницу сам он не смог и послал вместо себя Виталия Акентьева, которого перевели к нему временно из местного УГРО.
С Акентьевым я уже был знаком, обрадовался тому, что вместе будем работать.
Виталик заехал за мной в десять часов утра. Валя уже сидела у меня в номере. Через полчаса мы были в больнице. Договорились сначала дать повидаться и поговорить Олегу с невестой, потом подключаться самим.
Владимиров выглядел бодрым, увидев Валентину, просиял. Та заплакала, как водится, прижималась к Олегу, гладила его по лицу. Олег заверил невесту, что чувствует себя отлично, но врачи пока не разрешают выходить из палаты.
Врач, присутствовавший при встрече, заверил, что дела у раненого идут хорошо, и скоро можно будет разрешить транспортировку его в Петербург.
Наконец мы решили, что торжественная часть закончена, и подошли к кровати.
— Олег, тебе не трудно ответить еще на пару вопросов? — спросил Акентьев.
— Я в норме, спрашивайте, — заверил Олег и добавил: — Только вроде и рассказывать больше не о чем. Я все раньше Сазонову рассказал.
— А мы еще пару вопросов хотим задать. Может, что-нибудь в дополнение к сказанному выяснится.
— Давайте задавайте ваши вопросы. — Олег поудобнее устроился на подушках.
— Начнем с личных дел, если не возражаешь, — сказал Виталик. — Ты, очевидно, предполагаешь, что мы провели обыск в твоем жилище?
— Предполагаю, — улыбнулся Владимиров. — И что нашли?
— Ничего особенного, конечно. Кроме… Книжки вкладчика Сбербанка на предъявителя.
— Она у меня есть, — подтвердил Олег. — И что же?
— С валютного счета снято незадолго до твоей роковой поездки четыре тысячи долларов. А уже когда ты лежал в здешней больнице, кто-то положил на твой счет три тысячи. Для ясности объясни, как эти операции производились, вернее, для кого ты снимал деньги и кто тебе эти зеленые мог положить.
— Все просто. Приятель мой попал в мерзкую историю. У него некие опекуны требовали «долг», сам знаешь, как это бывает. Я его выручил. Все равно деньги лежат без движения, не крутятся. Уверен, что он же и положил доллары. Начал отдавать долг.
— Фамилию и координаты приятеля назови — и с этим делом покончим. У нас еще есть пара вопросиков.
— Фамилия его Алехин, зовут Виктор Глебович, владелец автомастерской на Петроградской… — Владимиров подробно рассказал, как найти мастерскую, и назвал адрес Алехина.
— Ну вот и отлично. Теперь вопрос другого порядка к вам обоим. К тебе и к Валентине. Я, правда, нарушаю правила ведения допроса, ну да ладно. Ты давал ей деньги на серьги?
— Я давал на подарок. А что Валя купит, ее дело. Значит, серьги купила? — обратился он к невесте.
Ответить она не успела, ее перебил Виталий:
— Погоди, Олег, потом с Валей побеседуешь. Деньги на подарок давал валютой или нашими, деревянными?
— Пятьдесят долларов дал одной купюрой. А что случилось? Кинули тебя, Валюша?
Валентина молча покачала головой.
— Да нет, все в порядке, — успокоил его Акентьев. — Просто одновременно с Валей, может, даже в один день кто-то еще покупал серьги в том же магазине и расплатился стодолларовой купюрой, очень похожей на те, которые сгорели в вашем ящике, в вагоне.
— Ну-у, ребята, вы даете! Откуда же у меня купюра из того ящика и как я ее мог передать Валентине, если здесь лежу полтора месяца?
— Если бы Валя сказала, что расплачивалась стодолларовой, то можно было бы строить версии… а пока ничего у нас нет. Извини, Олег, за настырность.
— Еще раз прости, Олег, — вмешался я. — Валя мне в приватной беседе сказала, что у тебя одно время были… близкие отношения с сотрудницей вашего банка — Ольгой… это еще до того, как появилась Валентина.