Ангел ходит голым
Шрифт:
– Ящик! Завтра же!
– Ка-акой ты добрый, Виталь!
О, я – добрый. Могло случиться и с точностью до наоборот. Я – злой, Макс – добрый. Всего лишь распределение ролей.
– Чур, я добрый!
– Старина, добрый – я, ты – злой.
– Да почему ж я злой?!
– По жизни.
– Это я-то по жизни злой? Когда?
– Тебе Йемен припомнить? Карабах?
– Запрещённый приём, старина.
– И кто сказал, что запрещённые приёмы запрещены?
– Тоже верно.
– Так что? Не, прикинь, старина, у злого ведь даже больше шансов.
– Не,
– Да я и злой добьюсь! Делов-то!
– Тогда о чём спорим?
– Мы спорим?
– Какие у нас могут быть споры!
– Тогда… Тогда что?
– А давай просто кинем на спичках. Длинная-короткая.
– А… давай! В конце концов!
И вот я – добрый. Кинули на спичках. Ключевое – кинули.
Ничего личного. Далее – строго по методичке. Я – добрый. Макс – злой. Работаем!
Однако работать надо на перспективу. Мы же не менты какие-нибудь. Им-то что! Раскрутил фигуранта на чистуху, потом следствие, улики, потом суд. Палку срубил. С глаз долой – из сердца вон.
Только в случае с фигурантом Данияловой – полный облом у вас, менты. Во всех случаях. Как фигурант она, да, проходила, но и только. Проходила и прошла – мимо. Следствие. Улики. А она-то, с какого перепугу она вдруг фигурант? Ей сейчас и так непросто, горе-горе, и вдобавок – вы! Фигурант, выдумали!
Да уж, выдумали! Фигурант – вообще ментовское словцо. У нас – объект. Фигурант – здесь и сейчас. Объект – на перспективу.
Объект Лилит взят в разработку, ещё когда Лев Воркуль. Нет-нет, ещё он здравствовал, и весьма насыщенно. И объект Лилит вёлся ни шатко ни валко, в полуспящем режиме. А после нежданного-негаданного успения Лёвушки – проснулся уже интерес. Живой такой, весёлый.
К ментам за информацией – не по чину. Менты, может, чем-могут-помогут, но осадочек останется. Ну, не по чину! И потом, нужен официальный запрос от одного руководства другому руководству. И, если честно, какое к тому времени руководство! Девяносто третий. Или девяносто четвёртый? Нет, девяносто третий. Куалонкуизмо форевер! Кулон Кузьмы в натуральную величину! Наш ближний круг выведен за штат, дальний круг – соответственно. Потому с ментами общение лишь по старым связям, неформально, вась-вась.
– О-о, сколько лет, сколько зим! Как насчёт пивасика, Вась-вась?
– Никогда! Никогда… не откажусь!
– Давай тогда, что ли, на Конюшенной пересечёмся. Там отельчик такой «Все флаги». При нём такой кабачок типа японский. Пивасик бочковой и любой – всегда. Креветки в кляре с васаби – р-рекомендую! Чего замялся?
Конюшенная, «Все флаги», японский. Заманчиво, заманчиво.
– Понимаешь, у меня с бабосиками полная жопа. То есть пустая.
– Дом-два вопрос! Банкую! Столько лет, столько зим!
– Ну, тогда за встречу!
– За неё!.. А помнишь, Вась-вась, такая у вас в ментовке была забавная херня? Девяносто третий? Вы там все матерились весь год, как дети малые!
– А-а! Девяносто четвёртый. Июнь. Во падла!
– Почему
– Красивая, падла! Устроить бы ей тогда субботник! Всем отделом! По-другому б запела!
– А так что пела?
– Да ну! Мы с ней и так и сяк! Не колется, ведьма! И внагляк: «Ведьма я. Записывай, старлей. Ведьма. Подпишу. Мною прочитано и с моих слов записано верно». Надо, надо было ей тогда субботник! Красивая, падла! Хоть оттянулись бы!
– Напоследок, угу! Потом по одному – в ямку, всем отделом. Через промежутки времени.
– Ай, перестань! Что мы, дети малые?!
– Большие, большие! – И вдруг, закинув руки за голову, мечтательно: – До чего же мне хочется побывать сейчас на партийном собрании, на самом обыкновенном собрании, где обсуждаются самые обыкновенные вопросы.
Даже старый волчара Вась-вась на секундочку, но собьётся после такого пассажа. Что за чушь собачья!
В принципе она и есть – чушь собачья. Точная цитата. «Медная пуговица». Лев Овалов. Майор Пронин и всё такое.
А вообще-то давняя и простенькая мулька от Макса. (Мулька – так нынче говорят?) Вдруг вставить в устную речь цитатку-другую из книжного источника – без интонирования кавычек.
Сразу двух зайцев, а то и трёх, а то и четырёх:
Опознавание собеседника по вербальной/невербальной реакции: «свой – чужой».
Резкий увод собеседника от темы. После внезапной оторопи «а при чём тут?!» – закономерная амнезия «так про что мы?»
Уничижение собеседника. Под занавес озвучка (в случае надобности): это же Салтыков-Щедрин (Сомерсет Моэм, Стругацкие, да хоть Овалов), не узнали? У-у, как всё запущено!
Гимнастика ума. Блюдение церебральной формы, тренинг. Макс не такой уж книгочей, чтобы любой абзац из любой книги – в подходящий момент. Но дюжина-другая цитат – всегда при нём. Дюжина-другая – на все случаи жизни достаточно. Что удручает отчасти, но зато упрощает.
Так про что мы? (Во-от! См. «закономерная амнезия».)
Про креветок. По пивасику ещё?
– У меня вообще-то почки… А-а, живём однова!
(Прим. Креветки в кляре с васаби в японских заведениях – нонсенс. Скорее для эклектичной Средиземноморщины. Но хозяин – барин. А Вась-вась пристрастен к тем креветкам в кляре с незапамятной поры. Вкусил когда-то и пропал: а-а, живём однова!)
Что есть, то есть. Живём однова. Кое-кто и не живёт уже. Ведь не только по ментовским крупицам, иных-других каналов информации – успевай собирать малину с куста. Досье! Хотя дело чисто ментовское. Было. До той поры, пока фигурант не стал объектом. А с внезапным успением адепта Ордена Макса Багдашова – уже дело чести.
Для нас честь – нравственный вектор и ориентир. Всё потеряно кроме чести! (Поверили? А зря! Не всё потеряно!)
И спроси её… Нет, не в ментовской жёсткой манере – с предъявлением косвенных улик, сверлящим взглядом, настольной лампой на скотче, пыльной водой в графине. Тем более с ней всё это уже было и быльём поросло. Спроси её в присущей нам мягкой манере: слушай, Лиль, а как ты это делаешь? как у тебя получается?