Ангел из авоськи

Васильева Ксения

Но матушка, всегда тихая, покорная молчунья, вдруг перебила его, обратившись к Ангелу:

— Быстро переоденься и выйди. Он тебя на улице ждет. У нас, сама видишь, не для таких молодых людей место, да и нет его, места-то.

Веря Леонид Матвеичу, Ангел надела все, что носила в Москве и что здесь как-то не привилось, и вышла на улицу.

Макс сидел боком на своем «Харли» и курил.

— Привет, — сказала она так, как сказал бы Ангел.

— Привет, — откликнулся Макс. И — молчание.

Ангела начало слегка потряхивать. Если Макс знал и примчался сюда, как сказал

Матвеич, «за горлицей», то встреча явно не та. Слишком странный вид у Макса, и он как будто не собирается ей ничего такого особенного говорить. Ну что ж. Тогда и она поведет себя по-прежнему. Пусть думает, что она — трансвестит, в конце концов! Наплевать.

А Макс искоса рассматривал ее. Это явный Ангел, тот, с которым он сдружился в Москве! Зачем эти превращения? Или может быть… Тут он подумал о том, что она и предположила.

— Короче, — сказала она сурово, — если ты по делу, давай говори. Если просто так, можем расстаться. Или покатаемся, у нас в городе воздух не очень. — Явно пахло застарелой химией. — А дальше есть места красивые…

— Нет, — честно ответил Макс, — я не по делу. Мне стало плохо в Москве и захотелось тебя увидеть.

— А теперь — расхотелось? — смело спросила Ангел.

— Н-нет, — ответил он медленно, изучающе глядя на нее.

Это ей надоело, и она сказала:

— Знай, я не парень и не полупарень. Я — девчонка. Так что не раздумывай, какой я ориентации или еще что-нибудь подобное. Мне так удобно ходить. Особенно в Москве. А ты сразу же признал во мне парня. Ну мы и не стали разуверять тебя. Я знаю, что девчонок ты не очень ценишь… А мне хотелось с тобой дружить.

Она выговорилась. Теперь его черед. И он сказал неожиданное:

— Давай показывай, где тут ваши красивые места.

У нее екнуло и покатилось сердце. Она еле забралась на сиденье за его спиной и обхватила руками. И вдруг такая тоска хлынула Максу в сердце! Такая! Он вспомнил вдруг Улиту… «Молчи! Не смей о ней вспоминать! Там все кончено. А здесь начинается? — спросил он себя и ответил: — Это было бы к лучшему».

Он как-то странно относился к Ангелу. Не отошло его восприятие ее как парня и вместе с тем прибавилось то, что она — девушка. Но не такая, как все эти… Которых он знал-перезнал и знать не хочет. Посмотрим. Он не спешит. И они понеслись. Она спрятала от ветра голову за его спину, которая сразу потеплела… Это его насторожило, и он решил, что пора сделать остановку. Начинался сумрачный вечер, а ночью… «Ночью надо быть в Москве?..» — подумал он. Ангел показала какой-то пригорок с юным подлеском рядом, и они пошли туда, таща «Харли» за собой по траве. Макс постелил куртку, и они сели. Ангел опять казался парнем, и Макс сказал в сгущающихся сумерках:

— Ангел, ты прости, но мне там так тяжело! Ты не понимаешь, просто поверь.

— Я понимаю, Макс, — услышал он в темноте незнакомый голос Ангела. — Очень хорошо. Потому что давно люблю тебя. Но это ничего не значит. Ты можешь умчаться сейчас на своем «Харли», и я не буду рыдать или тащиться за тобой в Москву… Нет. Мы всегда будем только дружить.

— Ты любишь меня?!

— Да, — ответила она и попросила, — давай

больше никогда об этом не говорить.

— Как скажешь… — безнадежно произнес он.

И вдруг схватил ее за плечи, уткнулся куда-то в шею, грудь, и она почувствовала, как его слезы прожигают ей кожу. Он поднял голову. В глазах стояли слезы, — по сути, он еще тоже был ребенком, как и она. И Ангел не удержалась. Она губами стала осушать его щеки, подбородок, губы… Он притих, а потом сказал или спросил:

— А может так надо?

— Что? — не поняла она.

— Мы с тобой… — шепнул он.

Руки его каким-то — или ей так показалось? — профессиональным жестом стали расстегивать пуговицы на ее майке, а она была без лифчика, она их вообще не носила. И тут она поняла, что если не остановит его, то… И все будет кончено. Она это знала!

И отвела его руку:

— Не надо, Макс. Как… со всеми. Я — девушка, и для меня все не так просто.

У Макса никогда не было девственниц, он остановился и пришел в себя.

«Какая же я скотина, — подумал он. — Скот!»

— Простишь меня, Ангел? — спросил он. — Прости… От одиночества звереешь…

— Простила. Не надо больше об этом. Кто знает, что с нами будет. Может, завтра нам не захочется видеть друг друга…

— Или захочется… — сказал он и вдруг сорвался, — ты должна знать, Ангел, именно ты. Я — убийца.

— Ты? Не может быть, — откликнулась она.

Макс вскочил.

— Может! Я хотел убить! Хотел! Я ждал момента и даже вытащил пистолет! Я навел его на Родерика! Ты понимаешь это? Просто… Трусость или остатки разума, или что-то иное остановило меня… Я — потенциальный убийца! А если бы ты знала, как я отделал Казиева! Но за дело! Не уговаривай меня, я — чудовище!

— Хорошо, я тебя не уговариваю, успокойся! — произнесла Ангел, и Максу стало стыдно за свою истерику. Но ему так давно хотелось перед кем-то покаяться!

— Прости, — сказал он, — но это все мучает меня. Во мне вдруг может возникнуть такая ненависть!..

— И мне тебя надо бояться, — усмехнулась Ангел, но, почувствовав налет женского кокетства в своих словах, перешла снова на дружески-суровый тон, — Родерика убил другой…

— Но я хотел убить!..

— Не убил же. И никак бы у тебя не получилось, — окна бронированные… А кто-то знал, как надо. Ты заметил, как Родя упал? Не рухнул от выстрела?

— Я ничего не видел, — тихо ответил Макс, — как только понял, что не смогу выстрелить, умчался и вообще ничего не знал до Москвы. Ночью улетел… Только потом узнал, что его в тот вечер убили, и понял, что все равно кто-то наказал Родерика!

— Врач сказал, что это острая сердечная недостаточность, картина ясная, почти классическая. Я сама слышала. Его убили не из пистолета… Вот почему картина приступа, наверное… Но после пошли разговоры, что, мол, это убийство, а вот как совершено? И кем? А теперь новые слухи появились: убил мелкий завистник-мафиози, из наших. Но это фуфло для того, чтобы закрыть тему. Настоящего убийцу они ни в жизнь не найдут.

— А ты что, знаешь?

— Точно я ничего не знаю и не предполагаю. И ты не думай об этом. Хватит!