Ангел из Сетубала
Шрифт:
– Извините, – сказал я. – Как мне вас называть?
– А очень просто, Любовь Васильевна я.
– Любовь Васильевна…
Собрался я с духом.
– А что я здесь делаю?
– Как что? Лежишь. А мы тебя лечим.
– Это я понял. Как я сюда попал? Что со мною?
– А ты что же, ничего не помнишь?
Я энергично помотал головой и тут же скривился от боли в позвоночнике.
– Дак с крыши ты брякнулся и прямо об землю. Хорошо, что на кучу песка упал, а то бы сейчас был мешок с костями. А так сотрясение мозга, ушибы, гематомы. Пустяки, в общем. Через две недели порхать будешь как бабочка.
– А чего меня на крышу занесло?
– Как чего? Кино вы там снимали.
– Точно! Кино снимали.
Память постепенно возвращалась ко мне в виде неясных, размытых картин, которые становились все четче и резче, как появляется изображение на фотобумаге, опущенной в проявитель.
– Повезло тебе, Андрей…
Продолжала медсестра, собирая на свой лоток шприцы и использованные ампулы.
– Точно. Андрей! Это же мое имя. Андрей Николаевич Дорохов. Актер.
– Так вот я и говорю, повезло тебе. С такой высоты шмякнулся, а хоть бы хны. Глупости в виде сотрясения и ушибов. А вот в прошлом году к нам привозили мужчину. В командировке он у нас в Питере был. Так вот. Вышел он утречком из гостиницы, сел на лавочку покурить. А тут машина поливальная идет. Он ноги-то поднял, чтобы брюки не замочило, да не удержался и упал. А сзади него клумба с цветочками была, бордюром из булыжников обнесенная. Он головой о булыжник, бедолага, и шандарахнулся. И все, нет человека. А тебе повезло, в рубашке родился. Ладно, пойду я, тебе спать надо. Если чего нужно будет, на стене кнопка, руку протяни, нажми ее, и я нарисуюсь. Как джинн из бутылки.
– Из лампы, – улыбнулся я.
– А неважно, я тут рядом. Отдыхай, Выздоравливай.
Любовь Васильевна поправила одеяло, улыбнулась своею доброй и немного грустной улыбкой и, подхватив свой лоток, неслышно ступая, вышла из палаты.
Видимо, лекарство начинало действовать, веки мои потяжелели, по всему телу растекалась теплая волна сладкой неги и безмятежной расслабленности. Я закрыл глаза и погрузился в тихое спокойное море сновидений.
И снилось мне, что я – строитель. На мне – красивый комбинезон небесного цвета со множеством карманов, блестящих застежек, пряжек. На голове – роскошная оранжевая пластиковая каска. На зеленой поляне, среди деревьев, я строю дом. Удивительно красивый, бежевого цвета, с ослепительно-белыми колоннами, с мраморными статуями в фасадных нишах и богатой лепниной по фронтону.
Светит ласковое солнце, щебечут птицы, вокруг порхают разноцветные бабочки. Я легко спрыгиваю с высоты строительных лесов на землю. Словно пушинку, подхватываю ведро с белой краской и легкокрылой птицей взлетаю на рабочее место. Одухотворенно я крашу оконные рамы в белый цвет. Мне хорошо, радостно и спокойно. Через оконное стекло я вижу людей внутри дома. Они тоже работают. Кто стелет полы, кто красит потолок, другие клеят обои. У всех радостные, просветленные лица.
Вот кто-то поворачивается ко мне. Это пожилая женщина. Она мне знакома. Любовь Васильевна. Ее губы шевелятся, она что-то говорит мне. Но звук не проходит сквозь стекло. Я читаю по ее губам:
– Отдохни, Андрюша. Отдохни.
Я качаю головой.
– Нет. Нет.
И снова спрыгиваю с лесов на землю, теперь уже за оранжевой краской. Я приземляюсь рядом с великолепной клумбой, на которой растут удивительной красоты цветы. Прямо на клумбе дремлет человек в сером костюме с седыми волосами.
Я подхожу к нему:
– Уважаемый, клумба – не лучшее место для отдыха. Не хотите ли присоединиться к нам?
Я делаю широкий жест в сторону дома.
Он поднимается и смотрит на меня водянистыми серыми безжизненными глазами.
– Нет, не хочу.
Голос его глухой, с металлическими нотками, словно идет из пустой железной бочки.
– Все это суета, прах и тлен. Вечна только пустота и мрак.
Он повернулся и, тяжело ступая, пошел прочь.
Я посмотрел ему вслед, и внутри меня похолодело. На серебристых волосах его зловещим темно-красным цветком застыло кровавое пятно. Я повернулся назад и пошел к дому, но на полушаге застыл словно вкопанный. Дом исчез, пропали птицы, бабочки. Солнца тоже не видно, оно было скрыто свинцовыми тучами. Остались лишь утлые шаткие строительные леса, которые раскачивались, жалобно поскрипывая, под порывами свистящего в уши ветра. Все – тягучий мрак. Пустота.
– Проснись! Э-ге-гей! Але, гараж! Андрюха, проснись!
Я открыл глаза. Надо мною склонился парень. Его темно-серые смеющиеся глаза, рыжие, слегка вьющиеся, волосы, мясистый нос и редкие рыжеватые усы были мне знакомы до боли.
– Ну конечно, Календарь!
Память снова не подвела меня. Календарь – это кличка, так звали его друзья, в их числе и я. Он был сирота, подкидыш. Его нашла нянечка Дома малютки, куда его подкинула кукушка-мать, а по традиции, нашедший подкидыша дает ему имя, фамилию и отчество. Фамилия нянечки была Сентябрева. Найден он был в марте, получите имя Мартьян. Накануне у дедушки нянечки случился юбилей, а дед ее был из поволжских немцев и звали его Август, получите, пожалуйста, отчество – Августович. Так что звали моего другана – Мартьян Августович Сентябрев, ни дать ни взять Календарь.
– Привет, Март! – сонным голосом проговорил я.
– О, он еще говорить не разучился. Привет, Андрюха!
Март стиснул мою руку в своей ладони.
– Как ты?
– Спасибо, хреново.
– Ну, это временно. Давай, рассказывай.
– Что рассказывать? – спросил я.
– Как что? Из моих знакомых никто с крыши не падал.
– Что тут рассказывать? Поскользнулся, упал – здравствуй, земля.
– И все?
Март разочарованно смотрел на меня.
– А что же ты хочешь? Чтобы я поделился с тобой незабываемыми впечатлениями от свободного полета?
– Типа того.
– Отвали, Март. Это интимные воспоминания.
– Ладно, Андрюха. Чувствую, что воспоминания не из приятных. Ну ничего, скоро оклемаешься и тогда, за рюмочкой чайку, ты поделишься со мною впечатлениями. О, кстати, я тут тебе кое-что принес.
Март открыл свой щегольский кейс и достал оттуда бутылку коньяка, палку «салями», нарезку красной рыбы и шоколадку.
– Хлебнешь, Андрюха?
– Ты, что, сбрендил, Календарь? Я, вообще-то, в больнице лежу, можно сказать, при смерти. Пей сам за мое здоровье.
– Нет, я не могу, мне сейчас на работу, да и за рулем я. Ну, потом выпьешь за мое здоровье. Слушай, я сейчас заходил к твоему эскулапу.
– К кому ты заходил? – не понял я.
– К эскулапу. К твоему лечащему врачу. Так вот, он говорит, что ты очень легко отделался, везунчик. Он показывал фотки твоей башки на пленке, знаешь? Мозг, говорит эскулап, не поврежден, только небольшая гематома. А я смотрел на эту пленку и что-то мозга твоего так и не увидел. У тебя там кость, Андрюха, сплошная кость!