Ангел-наблюдатель
Шрифт:
Перед этим, правда, я попробовала себя в роли защитника — очень уж хотелось, со столь расширившимся кругом возможностей, близким жизнь облегчить. Не говоря уже о том, как меня задела страдальческая гримаса, появившаяся на лице у Анатолия, когда он узнал, что меня чуть ли не в штат к ним взяли. Но эта работа оказалась явно не по мне — через весьма непродолжительное время хранители у меня даже сочувствие вызывать начали. Особенно после поездки к Татьяниным французам, где мне довелось познакомиться с отдельными, не всем известными аспектами их работы.
И опять-таки чтобы не приукрашивать действительность,
Но в тот момент радоваться у меня не очень получалось, и если бы не Анатолий, я бы после того только в небесных схемах участие принимала. Если бы еще взяли. Это к вопросу о самоуверенности (ангельской, разумеется) и ее влиянии на судьбы людей. Стас с Максом, по-моему, намерены после смерти ценного кандидата на аукцион его выставить — только как бы не вышло, что этого ценного кандидата распылят к чертовой матери, чтобы… распри не усугублять.
Вот так я и оказалась в долгу у Анатолия, и долго пришлось мне ждать, чтобы должок этот ему вернуть. Он, правда, тоже из той ситуации все, что смог, выжал — подсунул мне таки моего же бывшего хранителя. Согласилась я на это по целому ряду причин.
Во-первых, появление в составе нашего летучего отряда представителя еще одного небесного клана вполне согласовывалось с моей идеей объединения их под руководством человека.
Во-вторых, после той аварии мысль о постоянном присутствии где-то неподалеку сосредоточенного исключительно на моей безопасности хранителя уже не вызывала прежнего неприятия.
В-третьих, в роли моего хранителя проштрафившийся в прошлом и старательно заглаживающий вину Киса выглядел куда предпочтительнее совершенно неуправляемого Анатолия.
В-четвертых, появление в числе моих постоянных в последнее время спутников еще одного мужского лица явно способствовало снятию ажиотажа вокруг самого факта их присутствия.
Я чуть со смеху не умирала, глядя на то, с каким охотничьим интересом рассматривало Стаса с Максом мое женское окружение. Они, наверно, даже пари заключали: кто же из двух рыцарей завоюет сердце неприступной и строптивой дамы. Даже мне временами намекали, что нехорошо двум славным парням голову морочить. Ну, славным парням — может, и нехорошо, а вечно-живущим ангелам — что пару месяцев, что пару десятков лет. Потерпят. Тем более что они, собственно говоря, не жалуются — у каждого и другие земные зацепки появились, и ощущение того, что они здесь не проездом, в командировке, и критический взгляд на родные пенаты.
Вот этим до конца своих дней гордиться буду.
Одним словом, Киса отлично вписался в нашу команду. Со своим мнением без особой нужды, где его не спрашивали, не высовывался, высказывался только тогда, когда речь заходила о малейшей угрозе моей безопасности — но в этих вопросах стоял насмерть. Ни мне его одернуть не удавалось, ни Максу высмеять, ни Стасу авторитетом надавить. И, честно говоря, мне стало намного спокойнее — если какое-то действие получало его одобрение, я точно знала, что мне есть не только с кем в атаку идти, но и что спина у меня надежно прикрыта.
Он и в моей туристической фирме такого шороху среди бухгалтеров навел, что я перестала их контролировать — все документы по моим направлениям они сначала ему на рассмотрение несли, а потом уже мне на подпись.
А потом у наших ангельских женатиков Дара с Игорем появились. А у тех — упыри эти, наблюдатели. И я поняла, что за горло нужно брать не только людей, которые другим жизнь отравляют, а особенно тех, кто — в отличие от людей — делают это в абсолютной уверенности в своей полной безнаказанности.
Узнала я о них случайно. Как-то… не помню точно, когда, но у Татьяны Игорь уже сто процентов был…. Макс чуть наповал меня не убил уж слишком заумной комбинацией. Он хотел, чтобы я каким-то образом устроила ему разговор с Анатолием (поскольку тот сам никогда на это не согласится), который должен будет затем передать этот разговор Тоше (поскольку лично от него Тоша ни слова не воспримет), который просто должен позволить ему, Максу, изредка видеться с Дарой.
Разозлилась я тогда не по-детски. Больше всего из-за того, что он специально, как мне показалось, такую сложную цепочку придумал, чтобы я, запутавшись, согласилась. Он еще мной, срежиссировавшей его возвращение на землю, манипулировать будет!
— Марина, не кипятись, — прервал он меня после первой же откровенной фразы. — Никаких договоренностей я не нарушаю, но мне не нравится, что происходит.
— А что происходит? — тут же насторожилась я. Ни Татьяну, ни Тошу я с того самого дня, как Игорь родился, не видела. И в последнее время Татьяне почти не звонила — Анатолий в первые дни вполне ясно дал мне понять, что у нее теперь каждый день по минутам расписан. А сам он мне о каких бы то ни было неприятностях сообщит, когда на земле все люди вымрут, и я на ней одна останусь. Да еще и подумает перед этим годик-другой.
— Я на девочку временами поглядываю… — объяснял мне тем временем Макс. — И еще раз повторяю: этого мне никто запретить не может. Так вот — уже дважды, проходя мимо, я чувствовал, что рядом с ней… кто-то находится. Из наших, — добавил он, и неприязненно поморщился. — Наблюдатели.
— Какие еще наблюдатели? — подозрительно прищурилась я. Это он мне сейчас страшную угрозу нарисует, чтобы потом тонко намекнуть, что только ему по плечу с ней справиться? Я же его методы не просто знаю — я их на службу делу сама каждый день направляю!
— О них мало что известно. По крайней мере, у нас, — поправился он. — Я после тех двух встреч еще раз выяснял, но никто ничего не знает. Или говорить не хочет. — Он снова поморщился. — Похоже, они у светлых особо секретное подразделение, или вообще отдельное. Единственное, что можно с уверенностью утверждать — в их задачу входит наблюдение за детьми ангелов на земле.
— Ну и пусть себе наблюдают — нам-то что за дело? — пожала я плечами. Как по мне, так это — самая безобидная из их структур. Сколько других не просто наблюдают, а без малейшего стеснения за шиворот человека туда-сюда таскают, и что-то никого из них это до сих пор не возмущало.