Ангел, право выбора
Шрифт:
– Откуда ты знаешь?
– распахнула глаза Света, я улыбнулся:
– Ну я же ангел. Ну так и?
– Да ничего у меня не случилось, - поморщилась она.
– Просто достало всё. Окончательно достало и... я так больше не хочу.
Я молчал, ожидая продолжения, с недоумением рассматривал её спортивный костюм, яркий макияж, причёску... она рассматривала собственные кроссовки, как будто тут больше смотреть не на что. Мы сидим на одном из самых невероятных пляжей, которые я когда-либо видел, а ей даже не хочется поднять глаза!
– Эй, ты в порядке?
– я толкнул её локтем, она поморщилась, как будто я её вымазал, отряхнулась. Тяжко-претяжко вздохнула, подняла глаза, пару секунд поизучала
– Как же меня всё здесь задрало!
– Что именно?
– ещё тяжелее вздохнул я, она не ответила. Я выдохнул, отвернулся и улёгся на бок, вытянув ноги и подперев щеку кулаком. Светка рыдала, волны шумели, две загорелые красавицы в бикини играли надувным мячиком... Я никуда не спешу, у меня вечность времени.
Она наревелась спустя минут десять, немного пошмыгала носом и затихла. Угрюмо посопела в мою сторону и я обернулся:
– Ну?
– Баранки гну!
– показала язык она.
– Бездна остроумия, бездна, - серьёзно кивнул я.
– Можешь поупражняться ещё, мы с тобой совершенно никуда не спешим. Это, конечно, не всем дано, но если постараешься...
– Совсем дурак?
– нахмурилась она.
– Прикидываюсь, - пожал плечами я, - пытаюсь говорить с тобой на одном языке.
– Бездна остроумия, - перекривила она.
– У меня проблемы, между прочим, а ты ржёшь!
– Так может расскажешь, в чём они заключаются?
Она набрала полную грудь воздуха, как будто вот сейчас как скажет, как скажет... и выдохнула, угрюмо опустив плечи. Дёрнула уголком губ и прошептала:
– Мне здесь не место. Я это давно поняла, но сегодня это окончательно... Когда меня объявили, я просто поняла, что не выйду. Не стану выступать и вообще ничего не хочу, не только медаль, а вообще. Я не должна была сюда лететь, я не должна была подавать документы на отборочные, я вообще не должна была выходить на ковёр, никогда!
– Почему?
– тихо спросил я, она поморщилась и промолчала. Я попытался осторожно сменить тему.
– А каким спортом ты занимаешься?
– Художественной гимнастикой, - она выплюнула эти слова как имя ненавистной соперницы, или название блюда, от которого её тошнит.
– А чего так агрессивно?
– Я её ненавижу.
Быстро ответила, не задумываясь, как будто эти слова сопровождали её уже давно.
– Сколько уже занимаешься?
– Всю жизнь.
– Ого.
– Угу.
Тишина, прибой, красотки в бикини. Никуда не спешим, спокуха, расслабься...
– Так, всё, мне надоело. Или ты рассказываешь всё по порядку, или разбирайся сама!
– Не получается у меня самой разобраться, - недовольно поморщилась Света.
– Если бы получалось, тебя бы никто не звал. Я просто всё остановила и оно теперь повторяется, а ничего не меняется. И всё.
– Фух, - я с трудом взял себя в руки и очень спокойно сказал, - расскажи мне, что случилось за последний час перед тем, как ты всё остановила.
– Да ничего особенного, - она уселась по-турецки и стала играться песком, пересыпая его из руки в руку.
– Сегодня наш первый день, квалификация, все с утра готовились и разминались, всё как обычно. Я должна была выступать, меня объявили... а я поняла, что не хочу. И что готова просто встать и уйти, прямо сейчас, одним поступком перечеркнув все годы тренировок. Но я не имею права это сделать, потому что... потому что просто не имею права. Потому что должна всем — маме, олимпийскому комитету, своей стране, которую опозорю на весь мир...
– она криво улыбнулась и приподняла плечи.
– Я всем кругом обязана, я должна помнить, что в случае провала я всех подставлю. Вот только ни маме, ни комитету, ни стране нет никакого дела до меня, я им всем должна, а мне никто ничего не должен. Так что выступать я не хочу, а не выступать не имею права. Да и что потом делать — это тот ещё вопрос, - она невесело хохотнула, бросила на меня короткий взгляд и опять стала рассматривать золотистый песок в руках.
– У меня же ничего, кроме спорта, нет. Вообще. Я всю жизнь занималась грёбаной гимнастикой, в то время, как жизнь проходила мимо меня, у меня не было на неё времени, не было даже возможности понять, что мне нравится, что приносит удовольствие. У меня был спорт и всё. И если я внезапно решу из него уйти, я просто, - она развела руками со смесью недоумения и ехидства, - просто окажусь трёхлетним ребёнком во взрослом теле, дауном, короче, или как это называется... Я много думала об этом, как ни крути — я уже не смогу просто взять и бросить гимнастику.
– Она опять выплюнула это слово, как ругательство, медленно вздохнула, посмотрела на меня.
– Мне семнадцать лет. В школе я учусь еле-еле на тройки, потому что почти не хожу туда, мне не до этого. То есть, поступить в институт, как нормальный человек, я не смогу, а платить за меня никто не будет. Мне домой лучше вообще не приходить даже, если я решу спорт бросить — меня просто съедят, прямо на пороге.
– Родители хотят дочь-спортсменку?
– осторожно спросил я, она горько хохотнула:
– Моя мама — мой тренер. И она дрессирует меня всю жизнь, с пелёнок, сколько я себя помню, - она закатила глаза и чуть дрожащим голосом прошептала.
– Она олимпийская чемпионка, у неё ящик медалей. Она бы ещё выступала, но забеременела и потом не стала восстанавливать форму, а взялась ковать для родины новую медалистку. Выковала, - Света опять невесело обречённо рассмеялась, качая головой, посмотрела на меня и развела руками, - вот так. Меня никто спросить не удосужился, хочу ли я быть её шедевром. Мне с детства внушали, что я хочу. Мечтаю прямо!
– она посмотрела на солнце, на тень от волейбольной сетки, потом куда-то за плечо, в сторону спорткомплекса.
– А теперь я сижу там, смотрю на ковёр и понимаю, что не хочу на него выходить больше никогда в жизни. Вот, честно, была бы возможность — просто встала бы и ушла, навсегда. Но возможности нет. А хочется. Хочется прожить свою жизнь, настоящую, а не ту, которую выбрали и распланировали за меня.
– И тебе дали возможность, - понятливо кивнул я.
– Ладно, я примерно понял. И что произошло, когда ты это всё решила?
– Всё остановилось, а потом я... ну, та я, которая другая, встала и пошла готовиться к выступлению, её объявили, она подошла к ковру и всё. Когда она ставит ногу на ковёр, время перематывается на двенадцать ноль-ноль, начало выступлений. Я это уже сто раз видела, ничего не меняется, это какой-то фильм ужасов!
– Она раздражённо поправила выбившуюся из пучка прядь волос и выпрямилась, криво улыбаясь мне.
– Пришёл Гавриил, спросил, почему я ничего не делаю, я же хотела. А я сказала, что не знаю, что делать. Он сказал, что знает одного ангела, который точно сможет мне помочь и улетел. Потом прилетел ты, потом ты знаешь. Всё.
Света покачалась вперёд-назад, потом вытянула одну ногу в бок и согнула в колене, рукой прижимая кроссовок к бедру. Выглядело это так, как будто у неё шарнир вместо коленного сустава, я поморщился:
– Что ты делаешь?
– Ничего, - она отпустила ногу и опять села, махнула рукой, - дурью маюсь. Что делать будем?
– Разбираться и менять твою жизнь, - медленно сказал я.
– Ты уже решила, чего хочешь?
– Не знаю, - поморщилась она.
– Чего-нибудь другого.
– Ну, может быть, у тебя детская мечта есть?
– продолжил прощупывать почву я, - актрисой там стать, или моделью?