Ангел пустыни
Шрифт:
– Кто вы, уважаемые, будете?
– холодно и неприязненно спросил он, подойдя вплотную к оперативникам. Его маленькие, заплывшие глаза на одутловатом круглом лице смотрели неприветливо, настороженно.
– Из милиции... Извините, с кем имею честь?
– в тон ему задал вопрос подполковник.
– Священник я, отец Леонид, в миру - Мардарь Леонид Павлович.
Кучеренко разглядывал своего собеседника. Ничто не выдавало в нем духовного лица. Дорогое серое пальто, щегольские ботинки, меховая шапка... Разве только длинные волосы, ниспадающие на плечи, да бородка клинышком.
– Скажите,
– без долгих предисловий спросил подполковник. В том, что кража действительно была, он почти не сомневался. Судя по облупившейся, потрескавшейся штукатурке, церковь давно не ремонтировалась, а вот дверь была явно новая и замок тоже.
– Так вот в чем дело!
– Мардарь как будто удивился.
– А я полагал все уже кончено.
– Что - кончено?
– не понял подполковник.
– Да дело это... Нам так милиция и сообщила. И бумагу прислали.
– Кто именно прислал?
– Участковый наш, кто же еще... Нет смысла, пишет, ловить злоумышленников, ущерб, мол, мизерный. Ничего себе - мизерный... В одной только дарохранительнице килограмм чистого серебра было. И крест напрестольный, тоже серебряный, украли, и дискосы.
– Священник неприязненно посмотрел прямо в глаза подполковнику.
– Икону Иоанна Ботезаторула унесли, старинную... В смутные времена уцелела, а сейчас вот украли...
– А когда же кража произошла?
– спросил Кучеренко, несколько озадаченный услышанным рассказом.
– В ночь на пресвятой Покров владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии. Меня, правда, не было здесь тогда, на курорте лечился, печень у меня, - счел нужным пояснить священник.
– Извините, гражданин Мардарь, - как можно вежливее произнес подполковник, - пожалуйста, выражайтесь точнее, мы в ваших церковных праздниках не очень разбираемся.
– Это я знаю... Зато в другом разбираетесь, - священник снова бросил злобный взгляд на подполковника.
Беседа принимала неожиданный поворот, но Кучеренко не собирался отступать.
– Так в чем же мы, по-вашему, разбираемся? Поясните? Я, видите ли, не люблю намеков.
– Как с религией бороться, вот в чем, с опиумом для народа, как вы говорите. Это безбожники осквернили наш храм, простите, - атеисты, священник язвительно улыбнулся.
– Вы неточно цитируете Маркса, Леонид Павлович, у него сказано: религия - опиум народа. Улавливаете разницу? И не безбожники-атеисты церковь ограбили, а обыкновенные воры, преступники. Между прочим, и среди верующих они встречаются. Разве не так?
– В священном писании сказано: не укради, - пробормотал священник. Великий грешник тот, кто позарится на чужое добро.
– У вас - грешник, а по советскому закону - преступник.
– Так почему же их не ищут?
– в маленьких глазках Мардаря снова вспыхнула неприязнь.
– Именно для этого мы и здесь.
– Что-то поздновато пожаловали, теперь ищи ветра в поле.
– Священник снял шапку, поправил выбившиеся волосы. Он явно следил за своей внешностью.
– Это уж наше дело, Леонид Павлович. Расскажите, как все произошло.
– Да что рассказывать? Взломали замок в ночь на Покров, 14 октября прошлого года то есть, и проникли в храм. В Трускавцах я лечился, печень у меня.
"И не удивительно, - подумал Кучеренко, глядя на его заплывшие жиром глазки и круглое брюшко.
– Поменьше есть-пить надо, святой отец".
– Староста больше моего знает, как все произошло, - продолжал он, явно избегая изучающего взгляда подполковника.
Кучеренко показалось, что священник чего-то недоговаривает.
– Скажите, Леонид Павлович, только откровенно, вы кого-нибудь подозреваете?
Его собеседник смешался, растерянно пробормотал:
– Не хочу брать грех на душу...
– Не суди, да не будешь судим - вы хотите сказать?
Священник о чем-то размышлял.
– Давайте зайдем в церковь, что мы всё на дворе. Я сейчас велю старосту позвать, ключи у него.
– Он важно, не торопясь, подошел к группе пожилых селян, стоящих на улице, что-то сказал. Один из них с готовностью кивнул и торопливо зашагал по заснеженной дороге.
Староста, очень пожилой человек с угрюмым, недовольным выражением изборожденного морщинами лица недоверчиво оглядел оперативников и неохотно открыл дверь. Утренний свет едва пробивался сквозь маленькие зарешеченные окна, и староста, так же неохотно, зажег свечи. Стало светлее, но не намного, однако можно было разглядеть, что на алтарной стене недостает иконы: там, где она еще недавно висела, зияла пустота. Это был, пожалуй, единственный зримый след, оставленный преступниками. Остальные следы, если они и были, стерло время - самый грозный, неумолимый враг розыскников.
Улучив момент, когда они оказались наедине с Мардарем, Кучеренко сказал:
– Вы, кажется, хотели что-то рассказать.
– Господь меня простит, дело богоугодное, - после некоторого колебания произнес он.
– Приходит однажды ко мне незнакомый человек, очень приличный, хорошо одетый, и говорит: "Слышал, отец Леонид, болеете вы печенью". И болезнь назвал точно, а название такое, что и не выговоришь, я сколько вот болею, а запомнить не могу. Да, говорю, уважаемый, это верно. А вы откуда знаете? "Люди, отвечает, сказывали, да и специальность у меня такая". Какая такая специальность, спрашиваю. "Врач я, говорит, и желаю вас, отец Леонид, лечить. Просто так, из уважения. И лекарства, какие надо, все достану. Есть такая возможность". Я, конечно, заинтересовался, особенно когда он о лекарствах сказал. Сами знаете, беда с ними: одно есть, другого нет.
– Он помолчал, теребя в руках шапку.
– Просто так, говорю, я не согласен, могу заплатить, слава богу, не нищий. А он так отвечает: "Денег мне не надо". А что же вы хотите?
– спрашиваю. "Иконы хочу, это моя страсть. Много лет собираю".
– Он говорил конкретно, какие именно иконы его интересуют?
– Нет, не успел. Я с ним не стал больше разговаривать. Кто ж на такое согласится!
– Священник говорил тихо, почти шепотом.
– А он назвал себя, этот врач-коллекционер?
– Фамилию не сказал. Говорил только, что из Оргеева, а живет и работает в райбольнице. Завотделением. Солидный мужчина лет за пятьдесят.
– А вы говорили кому-нибудь об этом случае?
– Никому, вам первому. Не хотел грех на душу брать.
– Он напряженно следил, как Кучеренко делал пометки в своем блокноте.