Ангел специального назначения
Шрифт:
— Забрал, вот. — Глухо стукнул об пол нетяжелый предмет.
— Скрипнула молния, послышался шорох разбрасываемых вещей. Радостный возглас завершил поиски.
— Есть, вот он. В самый низ, сука, сховала. — Захлёбываясь от избытка эмоций, гундосил кто-то.
— Ну-ка, дай. — Рявкнул, судя по интонации, главарь. — Не вздумай включать. Нам «Сотник» башку снимет, если что не так. Буди эту шуструю, только руки замкни, а то она опять подлянку выдумает.
— Спокуха, я ей устрою подляну. — Пробормотал гундос, грубо перевернув
Распаляясь, ухватил уже посильнее, но голос старшего заставил прерваться. — Эй, Кострома, погоди. Счас мы её поспрошаем, а потом и оторвёмся. Шеф сказал, можно не церемониться. Главное, чтоб живую.
— Живая будет, но еле–еле. — Заржал Лось.
— Ладно, буди. — Распорядился Старший.
— Подручный ухватил Олю за растрепавшиеся волосы и с оттягом влепил две пощёчины.
Голова опасно мотнулась, но глаза приоткрылись.
Замерев, она с ужасом глядела на кажущиеся громадными фигуры налётчиков. На взгляд Алексея, обычные шестёрки, но ей эти ублюдки казались воплощением вселенского зла.
— Кто с тобой ещё? — Задал вопрос предводитель городских шакалов.
— Никого. — Она замотала головой.
— Никого? А вот мы сейчас иначе спросим. Значит и «Камаза» ты одна завалила, и Ахмеда? — Бандит постепенно входил в состояние истерического азарта, которым так умеют заводить себя уголовники.
— Чего ты гонишь? Тварь. — Здоровый кулак с размаху врезался в солнечное сплетение девочки. Подброшенная ударом, она рухнула и, падая, врезалась головой в стену. Из раны потекла струйка крови.
— Эй, Петро, ты никак её мочить собрался? Мы ж ещё не попользовали? — Недоуменно влез тощий верзила с морщинистым серым лицом лагерного «тубика».
» — Ах ты, страдалец». — Ярость выжигала мозг, Леха физически ощущал, как его воля рвётся из отведённого ей закутка.
Ольга, закрыв лицо руками, жалобно поскуливая, прижалась к стене.
— Ладно, тащи папахена. — Распорядился голос. — Чтоб не дёргалась, его на пику поставим.
— Как шёлковая будет. — Глумливо ощерился тот, которого звали Петром.
«Черт, ну какой паскудный народ — урки. — Диверсант, в силу специфики своей профессии, редко желал чьей-то смерти душой, но сейчас хотел только одного. На минуту, хоть на десяток секунд просил он у Всевышнего дать возможность управлять её телом.
Из соседней комнаты вышел чахоточный, волоча связанного. По тому, как она вздрогнула, понял — отец. Лехиного, примерно, возраста, но крепко мятый жизнью и тяжёлым трудом мужик, с обильной сединой в волосах. Выглядел он страшно.
Посланцы «Сотника», пытаясь заставить его вызвать Ольгу, перестарались. Лицо — огромный фиолетовый кровоподтёк. Рука висит плетью, правый глаз залит кровью.
«Крепкий мужик, — с уважением, несмотря на трагичность момента, подумал он, — не продал дочку. А вот то, что мать не вытащили, признак плохой. Похоже, в живых её
Оля, увидев, во что превратилось лицо отца, вскрикнула и бросилась к нему. Но, встреченная пинком тощего, отлетела в угол и завыла уже в голос.
«Суки, да лучше пять раз на гранате подорваться, чем такое видеть. Может, стоило тогда, на горке, «духам» сдаться? — Мелькнула бестолковая мысль, — они бы только меня замучили».
— Оленька. — Сипло выдохнул отец и вдруг крикнул, повернувшись в сторону соседней комнаты. — Будьте вы прокляты.
— Из распухших щелей, в которые превратились его глаза, потекли слезы, оставляя две дорожки на запёкшейся крови.
«Лось» — мелкий, парашного вида урок, синими от наколок пальцами ухватил его за сломанную руку и, повалив на пол, прижал лезвие к горлу.
— Ну, давай, не тяни. — Бросил он Петру, в нетерпении пританцовывая на месте.
— Слышь, подруга, сейчас мы чуть побалуем, а ты, если хочешь, чтоб папаша жив остался, примешь.
Обрюзгшие щеки, исчерченные мелкими багровыми сосудами, покрылись испариной. Браслеты зацепились, и он никак не мог совладать с ними. Тогда, выхватив ключ, насильник расстегнул наручники и придавил жертву своим телом.
Почувствовав, что руки освободились, она рефлекторно попыталась защититься. Новый удар по лицу сломил сопротивление. Но тут отец, не вынеся муки, схватил рукой лезвие ножа и попытался отобрать его. Кровь из рассечённых пальцев обильно брызнула на пол. «Лось» дёрнулся, вырывая клинок. Отточенное жало финки скользнуло и легко, словно ломоть сала, рассекло плоть. Захрипев перерезанным горлом, отец забился в конвульсиях.
Глаза её захлестнула багровая пелена. Из глубины сознания поднялась неодолимая волна. Ненависть к убийцам, боль от потери и бог знает, что ещё сплелось в ней. Но главное, все знания и навыки, весь опыт профессионального «дивера», выплеснулись на поверхность и намертво вплелись в естество.
Незряче, на инстинктах, Ольга выдернула из кармана ручку и вонзила её в глаз насильнику. Пробив зрачок и глубоко уйдя в мозг, пика навечно успокоила бандита.
А она, выскользнув из-под тела, молнией кинулась к Лосю. Хлёстким круговым ударом достала висок убийцы.
Тот закатил глаза и, выронив нож, завалился в сторону.
«Кострома», увидев, с какой стремительностью жертва вырубила подельников, метнулся на выход, но успел только развернуться. Подхватив нож, Ольга махнула рукой. С хрустом вспоров ткань, клинок вошёл под лопатку. После такого добивать не требуется. Страшная, с безумным взглядом, она работала как автомат. Подойдя к лежащему, вырвала нож и развернулась к оглушённому Лосю.
Сколько времени продолжалась обеспеченная изощрённым знанием диверсанта месть? Временами, даже Лехино, тренированное к тягостным сценам, сознание словно выключалось». Она не подарила изуверу лёгкой смерти.