Ангел тьмы
Шрифт:
Мы с Сайрусом быстро покосились друг на друга, потом я развернулся и уставился прямо перед собой. Мистер Пиктон, конечно же, не мог понимать, что он только что сказал, — не мог знать, какую горькую радость доктор в самом деле испытывал,когда ему удавалось достучаться до людей — и, в частности, до одного особенного человека, — которых списали со всех счетов как неспособных общаться с миром. Потерянная любовь доктора, Мэри Палмер, страдала тем же самым расстройством, и его попытки найти способ общения с нею стали началом их связи, длившейся до самой ее смерти.
— Я… думается, знаю кое-какие методы, могущие сработать, — вот и все, что вымолвил доктор.
— Очень на это надеялся, — сказал мистер Пиктон. — В самом деле, очень надеялся. Да, и еще одна просьба, доктор: когда встретитесь с Кларой, обратите внимание на ее цвет.
— Ее цвет? — переспросил доктор.
— Глаза, волосы и кожу, — кивнул мистер Пиктон. — По дороге домой расскажу вам об этом весьма интересную штуку…
Пока экипаж катился подлинной подъездной дорожке к дому Вестонов, мы заметили мужчину средних лет, с мускулистыми руками, и мальчика на вид чуть постарше меня, стоящих на краю пастбища, что расположилось между домом и ручьем, бегущим от подножия высокого лесистого холма поодаль. Они сражались с участком колючей проволоки, пытаясь заделать в нем прореху. По другую сторону дома был большой огород, который пропалывали девушка лет семнадцати-восемнадцати и женщина постарше. Как и мужчина с мальчиком, одеты они были в изношенное фермерское платье и делу своему предавались с решимостью энергичной и одновременно чуть-чуть разочарованной. Подобное отношение я спустя несколько лет встречал у многих похожих фермеров: поведение людей, вынужденных бороться против всего, что насылают на них Природа и человеческое общество, лишь чтобы свести концы с концами, но при этом питающих странную любовь к жизни, столь близкой к земле.
Был там и пятый член этой маленькой семьи — девочка, которой, как я уже знал, еще не исполнилось девяти лет, и которая, казалось, не чувствовала себя в окружающей мирной сцене столь же уютно, что и остальные. Ее платье не предназначалось для работы: ребенок ее возраста, даже будь у него здоровы обе руки, не справился бы с физическим трудом, требующимся в подобном месте, и даже издалека было очевидно, что у этой девочки не действует одна из верхних конечностей. Она просто сидела на краю сада с куклой и чем-то вроде большой стопки бумаги на коленях, ее здоровая левая рука вновь и вновь водила по бумаге каким-то приспособлением не то для письма, не то для рисования.
Запах навоза шибанул нам в нос за пятьдесят ярдов от дома, расположенного бок о бок с большим коровником из красного кирпича. Завидев нашу приближающуюся упряжку, все пятеро обитателей легким шагом двинулись к нам, оторвавшись от своей работы; маленькая девочка шла медленнее и осторожнее остальных, и женщина была вынуждена слегка ее подталкивать. Когда они подошли ближе, я увидел, что самим Вестонам на вид лет сорок-пятьдесят — глубокие морщины на их будто выдубленной коже и седина в волосах исключали более точные догадки. У них были широкие добродушные лица, но мне это ни о чем не говорило: некоторые из самых худших людей, коих мне доводилось встречать в жизни, были приятного вида приемными родителями — немало среди них было и фермеров, что брали в семью несчастных детей из города и обращались с ними как с рабами, или даже похуже. Но двое подростков казались вполне счастливыми и здоровыми, так что я поумерил свою подозрительность.
Мистер Вестон — как мы узнали, его звали Иосия, — подошел к мистеру Пиктону и бросил обеспокоенный взгляд на нас с Сайрусом, отчего мы двое слегка попятились.
— Мне показалось, что было понятно — только один посетитель, мистер Пиктон, — буркнул он.
— Да, Иосия, — согласился мистер Пиктон. — Вот это доктор Крайцлер. — Мистер Вестон вытер руку и пожал руку доктора. — Но второй джентльмен и мальчик — его коллеги, и он считает, что для точной оценки ситуации может потребоваться их помощь.
Иосия Вестон кивнул с не совсем довольным видом, но при этом и не враждебно. Потом заговорила его жена:
— Я Руфь Вестон, доктор, а это наши дети, Питер и Кейт. А где-то тут поблизости… — продолжила она, притворяясь, что осматривает окрестности за своей юбкой, где пряталась Клара, — есть еще одна юная леди.
Клара пока ни единым движением не выдала себя, и, видя это, Питер улыбнулся и заметил:
— Глянем пока, что можно закончить до темноты, папа. Идем, Кэти, давай мне руку.
И парочка вернулась к нелегкому делу починки проволочной ограды. Они казались и вправду вполне веселыми, из чего я сделал вывод, что за годы, проведенные у Иосии и Руфи Вестонов, обращались с ними действительно неплохо. Когда они ушли, маленькая Клара начала тихонько выглядывать из-за миссис Вестон, пачку бумаги и куклу она прижимала левой рукой, в кулачке которой крепко держала несколько карандашей.
— Ага! — весело, но мягко провозгласил мистер Пиктон. Он увидел Клару, но оглядывался вокруг так, будто не заметил ее. — Где жемоя малышка? Страшно подумать, приехал в такую даль, а она исчезла… и след простыл? Ну ладно, что ж — спасибо за все, Руфь, но, похоже, нам придется отправляться обратно в город.
Мистер Пиктон пошел было к коляске, но тут Клара выскочила из своего укрытия и потянула за полы его сюртука теми частями большого и указательного пальца, что не удерживали карандаши. Тогда я впервые смог как следует рассмотреть ее (хотя на самом деле это был второй раз — ведь я видел ее портрет на групповой фотографии, спрятанной в секретере дома № 39 по Бетьюн-стрит): она была невысокой и худенькой, светло-каштановые волосы собраны в большую широкую косу на затылке, глаза того же цвета, что и волосы (хотя, как я с тревогой отметил, чуточку позолотистее), кожа бледная с очень румяными щеками. Как и у большинства детей, видевших в раннем возрасте такое, чего никому видеть не стоит, осторожные движения Клары отражались достойной жалости нервозностью на ее тихом личике.
Обернувшись в притворном удивлении, мистер Пиктон широко улыбнулся:
— Надо же, вот она где! Появляется откуда ни возьмись, представляете, доктор, а трюку своему меня так и не учит! Поди сюда, познакомься с моим другом, Клара. — Все еще сжимая полу мистера Пиктона, девчушка подошла за ним к доктору. — Доктор Крайцлер, это Клара. Клара, доктор Крайцлер работает с многими сотнями детей в Нью-Йорке, городе, в котором, как я уже рассказывал, я когда-то жил. И он приехал из такой дали…
— Из такой дали, — перебил доктор, многозначительно улыбнувшись мистеру Пиктону, что означало: с этого момента настал его черед, — посмотреть твои рисунки. — Он опустился на колени и заглянул ей в лицо. — Ты же очень любишь рисовать, правда, Клара?
Девочка кивнула — но то был не просто кивок, мы все это заметили. То была словно бы просьба: желание, можно сказать, чтобы доктор спрашивал еще. И вот забавная штука — хоть Сайрус и я по-прежнему стояли поодаль, мы поняли этот момент лучше, чем Вестоны или мистер Пиктон: ведь мы видели, как доктор пользовался таким приемом со множеством других детей у себя в Институте. Рисование, живопись, лепка из глины — все это быстрейшие способы начать общаться с мальчиком или девочкой, пережившими нечто такое, о чем они попросту не могли говорить. Потому-то в кабинете доктора в Институте и было столько разных художественных материалов.