Ангел тьмы
Шрифт:
Сеньор помедлил пару секунд, потом сел обратно и даже умудрился выдавить слабую, что называется, скупую улыбку.
— Да. Я слышал, что вы человек умный.
Лицо доктора неожиданно посуровело:
— А я слышал, что вы, сэр, — человек, не гнушающийся бить женщин, равно как и всех остальных, кто меньше и слабее вас. И что вы были вполне готовы и даже желали скрыть похищение вашего собственного ребенка. Так, может, поведаете мне, сеньор, — зачем вы сейчас явились сюда, словно губернатор какой-нибудь далекой испанской колонии, пытаясь угрозами заставить меня выдать вам сведения, которыми я не располагаю?
Сеньор быстро поднял взгляд:
— Выходит, вы не знаете, что стало с моей женой и дочерью?
— Если бы и знал, сэр, то вряд ли пожелал бы вам рассказать. Но даю слово, что не знаю.
И это соответствовало истине: сеньора Линарес покинула Нью-Йорк в выходные, но до отъезда так и не сообщила мисс Говард окончательное направление. Она собиралась написать, когда обоснуется и все наладится.
Сеньор Линарес, отнесшийся, как мне показалось, к заявлению доктора куда пренебрежительнее, чем можно было ожидать от человека в его положении, оперся на трость и произнес:
— Понимаю. Так. Похоже, приехав сюда, я зря потратил время.
После чего покосился на мистера Мура с выражением, граничащим с досадой от того, что до сих пор не получил еще бренди.
Наливая ему, мистер Мур не смог не вмешаться в происходящее:
— Это все — потому, что она девочка? Они ведь недорого стоят в вашей части света, эти отпрыски женского пола?
Сеньор покачал головой:
— Вы, американцы, — такие провинциальные моралисты. Вы что, вообразили, что я бы повел себя так без вынуждающих к тому причин?
— Какие же причины, — тихо, но при этом словно бы презрительно осведомилась мисс Говард, — могли оказаться достаточно «вынуждающими», чтобы вы бросили Ану?
Оглядев лица всех собравшихся в комнате, сеньор Линарес проглотил второй бренди, а потом медленно закивал:
— Полагаю, мои мотивы могут показаться ужасающими при вашем довольно наивном мышлении.
— Не уверены, что они у вас вообще есть, — предположил Маркус.
— Мы пытались обнаружить их с самого начала, — добавил Люциус. — Но безуспешно.
Все еще кивая, пока мистер Мур наливал ему новую порцию бренди, сеньор Линарес изрек:
— Мне понятно это затруднение. Вы, как и прочие ваши соотечественники, верите в то, что пишут в ваших газетах. Испанская империя — упадочное сборище надменных милитаристов, которых хлебом не корми, дай только доказать свою храбрость любой оскорбившей их нации. Что ж… — Он отхлебнул немного бренди. — Вы правы отчасти — но только отчасти. — Указав на докторову серебряную коробку для сигарет, сеньор спросил: — Позволите? — на что доктор, теперь весьма заинтересованный тем, что говорит этот человек, кивнул. Сеньор прикурил одну, затянулся и с довольным видом выпустил дым. — Очень хороши, — сказал он. — Русские?
Доктор снова кивнул:
— Джорджия. В смеси с Вирджинией.
Сеньор затянулся еще раз.
— Да. И впрямь очень хороши… Скажите, доктор. Вы когда-нибудь слышали о моем кузене, генерале Арсенио Линаресе? — Доктор покачал головой. — Он управляет Сантьяго-де-Куба. А об адмирале Паскуале Сервера-и-Топете, командующем нашей морской эскадрой в Кадисе? — Доктор снова реагировал отрицательно. — Я так и думал. Но все вы знаете — вы всезнаете — о «мяснике» генерале Уэйлере и о воинственной клике монархистов и военных офицеров, окружающих королеву-регентшу… Об этих людях пишут в ваших газетах. Ваши мистер Херст и мистер Пулитцер — они бы не продали свой товар, напечатав глас разума.
— Разума? — озадаченно переспросил доктор.
Сеньор жестко посмотрел на него в упор:
— Вы ведь на самом деле не думаете, доктор, что мы все настолько слепы, чтобы не суметь распознать окружающую нас действительность? Да, на Кубе, в Испании, да и на Филиппинах, где я провел отрочество, немало испанцев, убежденных в том, что ваша страна вмешалась в наши дела и оскорбила наших лидеров вне всякой допустимости. И они правы. Но они желают разрешить этот вопрос войной — они хотят этого почти так же, как и многие американцы. Однако в нашей стране есть и те, кто понимает, каким неизбежно станет конец подобной войны. К примеру, это понимают упомянутые мною люди. Понимаю и я.
— Не поделитесь ли этим и с нами? — поинтересовался мистер Мур.
Сеньор Линарес мельком глянул на него и хмыкнул:
— Эта страна… она точно юнец, неожиданно выросший в мужчину, но так пока и не осознавший пределы своей силы. Если Испания начнет войну с вашей страной, сеньор, ее итог окажется гибельным для нашей империи. Мы потеряем то малое, чем еще обладаем в этом полушарии, и даже, вероятно, значительно больше. Но сии аргументы бесполезны для тех, кто желает с оружием в руках защитить нашу гордость. Им нет никакого дела до предостережений опытных офицеров, таких как мой кузен или адмирал Сервера, понимающих, сколь велика наша слабость. Не слушают они и простых секретарей консульств, видевших ваши огромные корабли, что строятся в Бруклине, Ньюпорте и Вирджинии. — Сеньор Линарес с мучительной тоской посмотрел сквозь стакан. — Они не слушают.
Глаза доктора расширились:
— Вы хотите сказать, — тихо произнес он, — что вы намеренно старались скрыть информацию о похищении дочери, дабы не предоставить политическим экстремистам вашей страны новые доводы в пользу объявления войны Соединенным Штатам?
И, будто совершенно не стыдясь этого, сеньор ответил:
— А что бы сделали вы, доктор? Испанская империя больна — умирает от собственного высокомерия, ищущего любой повод для высвобождения. Я это понимаю. И в то же время я был воспитан как частьэтой империи. Моя семья служила ей три сотни лет. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы сдержать этот последний крах.
— В том числе допуская и возможную смерть вашей дочери? — спросила мисс Говард.
Сеньор Линарес, не глядя на нее, ответил:
— Испании нужны сыновья — не дочери. Об издержках судят по прибыли, как говорите вы, американцы.
— Выходит, — перебил его Маркус, — вы попросту хотите убедиться, что они нигде не всплывут. Вы хотите удостовериться, что дело действительно окончено.
Сеньор пожал плечами:
— Мне хотелось бы получить развод от жены, если она ко мне не вернется. Я женюсь снова. Как я сказал, Испании нужны сыновья.