Ангел
Шрифт:
— Какой вы предусмотрительный! — восхитилась она. — Хотелось бы и мне быть такой — это избавило бы маму от беспокойства, и она наконец могла бы спокойно спать по ночам.
Затем последовал необходимый перерыв, чтобы добраться на «остине» от ресторана до моего дома. Наконец мы оказались у меня. Пока Джонни удовлетворяла женское любопытство, заглядывая в каждый уголок гостиной, я вставил пластинки в музыкальную систему. Через несколько секунд из него полились возвышенные и благородные звуки музыки Дюка Эллингтона.
— Не сделать ли мне что-нибудь выпить? —
— По-моему, мне больше не хочется пить, — рассеянно отозвалась Джонни. — Это у вас постель или корт для ручного мяча?
— Это обыкновенная старая софа, как тысячи других, — немедленно удовлетворил я ее любознательность. — Увидев раз одну из них, можете считать, что знакомы со всеми.
— Нет, сэр! — И Джонни энергично потрясла короткими кудряшками. — Только не с этой — на ней может потеряться целая кавалерийская рота, которую будут искать неделями!
— Что ж, — бодро парировал я, — остается только достать эту роту. — Потом попытался изменить тему беседы. — Вы уверены, что не хотите выпить? У меня есть настоящий «Наполеон», может, отведаете?
— Нет, мне не надо, — пробормотала она, не в силах отвести глаз от проклятой софы. — Выпейте сами, если хотите.
— Отлично, — сказал я. — Я быстро… Ну, разве Дюк не самый выдающийся музыкант?!
— Может, он вырезал пластинку из вашей софы? — задумчиво проговорила она.
Я решил, что мне определенно нужно выпить. Поэтому вышел на кухню и приготовил себе старый добрый восстановитель. Попробовав его на вкус, размер и качество, я вернулся со стаканом в гостиную. С того момента как я ушел, в ней кое-что изменилось, и я понял, что снова оказался в дураках: не нужно было выходить ни на секунду! Джонни так и не сдвинулась с места, где стояла до моего ухода, только теперь ее замечательное черное платье и жакет были аккуратно сложены и перекинуты через спинку стула. Как ни в чем не бывало она стояла в одной бежевой комбинации, отделанной кружевами у груди и внизу.
— Я мог бы открыть окно, дорогая, — отреагировал я, — но вижу, вы нашли лучший выход из положения.
— Мне вовсе не жарко, Эл. — Джонни сосредоточенно сдвинула брови. — Просто я не хочу помять платье на этой штуке. — И она указала пальчиком на просторную софу.
— Вы обладаете не только совершенной красотой, но и блестящим умом! — в восторге заявил я. — Такая практичность кажется мне невероятно редкой, как бы освежающей и.., чертовски возбуждающей!
Джонни метнула на меня строгий взгляд.
— Я бы просила вас по мере возможности избегать непристойных выражений, — чопорно проговорила она.
— Какая прелестная комбинация! — поспешил я отвлечь девушку, стараясь при этом запомнить, что в ее присутствии не стоит поминать черта. — Было бы жалко, если бы она помялась.
— Она нейлоновая, Эл, так что не беспокойтесь.
— Иногда и нейлон может доставить беспокойство, — мрачно сказал я. — Я имею в виду, зачем же рисковать?
— Что ж, может, вы и правы, Эл! В самом деле, уж очень тонкие эти кружева!
Джонни скрестила руки, взявшись за подол комбинации, и стянула ее с себя ловким скользящим движением. Аккуратно сложив комбинацию, она повесила ее на спинку другого стула, а затем грациозно шагнула на софу, мягко покачиваясь на пружинящей поверхности.
— Никогда не знаешь, какие окажутся пружины, — серьезно пояснила она.
Будучи воспитанным человеком, я хотел было успокоить ее, но вдруг обнаружил, что мои голосовые связки поражены внезапным параличом, так же как и все тело. Джонни слегка наклонилась вперед и на несколько секунд встала на цыпочки, глядя на меня с высоты софы. В ее глазах промелькнул злорадный торжествующий блеск, пока она наслаждалась своей неоспоримой победой.
— В чем дело? — нежно промурлыкала девушка. — Вы что, проглотили язык?
И вдруг с запоздалым раскаянием я вспомнил, что никогда по-настоящему не верил своей учительнице в шестом классе, которая пыталась убедить нас в том, что география — захватывающая наука. От самой макушки Джонни, на которой задорно топорщились ее кудряшки, до нежных, по-детски розовых подошв ее изящных точеных ножек, все в ней было бесконечно захватывающим, завораживающим! Ее лифчик и штанишки, видимо составляющие набор со скинутой комбинацией, поразительно не соответствовали той серьезной задаче, для которой они предназначались.
Ее полные нежные груди, казалось, едва не выпрыгивали из тесного бюстгальтера, самодовольно подпрыгивая в такт мягким, пружинящим движениям ее тела. Короткие штанишки были просто кружевной пеной прибоя и могли служить исключительно декоративным целям. Продолжая двигаться на юг, я совершал все более восхитительные открытия, любуясь белоснежной аркой ее прекрасно вылепленных стройных бедер. Ямочки на ее коленях, казалось, подбадривающе улыбались мне, и по моим венам мгновенно пронесся горячий ток крови, сметая временный паралич.
Джонни нагнулась еще ниже, приглашающе раскинув обе руки, и сочетание действия силы тяжести с неожиданным порывом двух холмиков оказалось слишком суровым испытанием для нейлонового изделия. Послышался слабый щелчок, и ее бюстгальтер плавно спланировал к моим ногам.
— Ну же, Эл, — с гортанным придыханием произнесла Джонни. — Добро пожаловать на борт!
Резкий, назойливый телефонный звонок не дал мне сделать и полшага, словно я был трусом, который не решился штурмовать вершину Эвереста. Джонни тихонько вздохнула и выпрямилась.
— Думаю, вам лучше взять трубку, Эл, — с сожалением сказала она.
— В такой момент?! Вы с ума сошли! — внезапно охрипшим голосом воскликнул я.
— Вы же лейтенант полиции, коп, — резонно напомнила Джонни. — Если вам звонят по делу, телефон будет трезвонить через каждые пять минут, пока кто-нибудь не ответит.
— Ну и пусть себе трезвонит! — проворчал я.
— Если вы думаете, Эл, что я лягу на эту вашу громадную софу с блаженной мыслью, что телефон будет трещать каждые пять минут, значит, не так уж вы умны, как я думала!