Ангел
Шрифт:
— Знаете, — Руслан усмехнулся, — как бывает: живёшь с человеком и думаешь, что любишь его, а потом понимаешь — нет. Моя бывшая жена — чудесная женщина, но оставаться рядом с ней я посчитал нечестным. Душа и сердце принадлежат другой.
Вязание упало на пол.
— Другой? Кто же она?
Улыбка Руслана была полна нежности.
А когда он вновь заговорил, я услышала в его голосе
— Она ангел.
10
Весь вечер я металась по квартире, пугая Енота. Распустила вязание — или оно само распустилось? — и носилась туда-сюда, не зная, чем себя занять.
Как ведущий не пытал Руслана, что это за «ангел», тот больше ничего не сказал. Загадочно улыбался, и всё.
А я… я не знала, верить или нет.
Может, он вовсе не обо мне говорил? О каком-то другом ангеле?
Ведь прошло почти пять лет. Он ни разу не спрашивал про меня у общих знакомых, не звонил, не писал. В конце концов, он женился!
{И развёлся.}
Да. Но ведь женился!
{А ты от него ушла.}
Я не могла иначе. Я думала, что не люблю его!
{А сейчас любишь?}
Я рассмеялась.
Я люблю его не только {сейчас}.
Я люблю его {всегда}.
Центральное место на выставке занимал «Ангел». Та самая картина, на которой была изображена я, и которую все его поклонники по-прежнему считали самой лучшей и гениальной.
Большой зал, где проходила выставка, оказался поделён на две зоны. Одна из них была посвящена человеческому горю и отчаянию, другая — мечтам и надеждам. Контрастно, как и всё, что создавал Руслан.
Я изучала выставленные картины, ощущая, как в меня входит каждая чёрточка, каждый мазок. Мне казалось, я понимала, о чём он думал и что чувствовал, когда рисовал. Словно он делал это вместе со мной, рядом со мной.
Но дольше всего я стояла возле «Ангела».
Удивительно, но то, что мы знаем до мелочей, иногда вдруг оказывается совершенно не знакомым. Так и я — видела в картине то, чего не замечала раньше.
И не только в картине, но и в себе.
Тьма внутри меня мягко кружилась, заворачиваясь в светлую шаль из любви и надежды.
Теперь я знала — не бывает тьмы без света. И я всегда обладала и тем, и другим. Но, поглощённая горем, я забывала про свой свет. Однако он не забывал про меня.
И доставался людям, которых я любила и люблю, сполна.
А тьма… она всего лишь оттеняла его. Делала ярче, светлее. И заставляла сомневаться, мучаться, но в то же время — бороться.
Падший ангел с окровавленными крыльями… теперь ты знаешь, что такое любовь.
— Вера.
Я почти не удивилась, услышав позади голос Руслана.
Он должен был прийти. Как же иначе?
Я обернулась — и замерла от счастья.
Всё было прежним, и в то же время — всё было новым. Глаза, губы, улыбка, руки, сжавшие мои ладони…
— Ты была в соседнем зале?
Я покачала головой. Я думала, это единственный зал.
— Идём. Там только одна картина. Идём.
Я кивнула и пошла за Русланом, цепляясь за его руку.
Я пошла бы за ним куда угодно. Даже в Ад.
Посреди большой комнаты стояла картина, на которой были изображены двое.
Двое ангелов. Или нет?
У них было только по одному крылу. Окровавленному, истерзанному одному крылу.
И они парили в небесах, обнимая друг друга.
Они летели. Вместе. Два крыла на двоих.
— Рождённые ползать могут летать, когда находят друг друга.
Я хотела ответить, но не получалось. Дыхание перехватило.
— Вера? Что ты думаешь?
Я повернулась к Руслану лицом, изо всех сил сдерживая одновременно смех и рыдания.
— Я так рада, что ты нашёл меня. — С его лица наконец исчезла тревога, сменившись ласковой улыбкой. — А я — тебя.
Мир вокруг сиял светом и тьмой, когда Руслан вновь обнял меня.
Я, Вера, падший ангел, теперь снова могла летать.
Как и все мы.
Люди.