Ангел
Шрифт:
– Ты все еще любишь его, да?
– спросил он ее.
Ее руки прошлись по мокрым волосам, позволив каплям воды упасть на пол.
– Большие воды, - сказала она.
Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Песнь Песней Соломона 8:7.
Другими словами, да, она все еще любит Сорена.
Уесли уставился на посвящение, пока на глаза не навернулись слезы.
Для У.Р. Большие воды.
Она посвятила книгу ему. Не Сорену, как она посвящала все другие ее книги. Большие воды... Она все еще по-прежнему любила его.
Под
Уесли, ты засранец, мог бы и сказать мне.
Мог бы сказал ей? Мог бы сказал ей, что?
Уесли посмотрел вверх. С потолка в центре холла свисала хрустальная люстра, которая однажды висела в Версале – во французском дворце, а не в городке штата Кентукки. И книга пришла прямо на этот адрес, а не его старой школы, откуда потом перенаправляли письма.
– Черт..., - вздохнул Уесли.
Она знала, кем он был. Как она это выяснила? Ну, на самом деле это не было сложно. Наверное, нашла его в Гугле. Нужно было вернуть ей должок. Адрес на конверте был незнакомым. Может быть, она уехала из Коннектикута, покинула Нью-Йорк, оставила Сорена.
Схватив книгу и конверт, он помчался через большой дом к черному входу. Он едва мог попасть ключом в замок гостевого дома, его дома. Очутившись внутри, он включил свет, схватил ноутбук и вошел в Гугл. Затем набрал «Нора Сатерлин» и «город Гилфорд».
Самая первая ссылка привела его на Нью-Йоркский сайт желтой прессы. В статье упоминалось, что Нора пришла в садо-мазо клуб на свидание с парнем по имени Гриффин Фиске. Сначала сердце Уесли затрепетало от счастья, что Нора появилась где-то не с Сореном. Может быть, они порвали. Уесли быстро прогуглил имя Гриффин Фиске, неприятно шокированный тем, что, оказывается, уже знал его. Как-то раз он видел имя Гриффина в мобильном телефоне Норы, тогда он небрежно поинтересовался, кем тот был.
– Мой личный тренер, - ответила Нора, не моргнув и глазом.
"Личный тренер" Норы также оказался неприлично богатым сыном председателя Нью-Йоркской фондовой биржи, бывшим наркоманом, несколько раз попадавшим в реабилитационный центр, внуком владельцев Рэйберн, и еще совершенно неприлично красивым загорелым и мускулистым мужчиной. Боже, он выглядел как один из тех парней, которые появляются на обложке Vanity Fair во всем от Кельвина Кляйна. Не типаж Норы. Она тащилась по таким как Зак Истон – красивые в своей утонченности, образованные и, как правило, старше нее. Уесли никогда не видел Сорена, или даже его фотографию, но догадывался, что он был именно таким. Они говорили по телефону один раз, и даже голос Сорена звучал лощеным. Еще одна причина, чтобы его ненавидеть.
Уесли сделал долгий, медленный, глубокий вдох и попытался свести воедино факты.
Скорее всего, Нора больше не была с Сореном.
Однако Нора, казалось, продолжала вращаться в плохой компании.
Нора посвятила свою книгу ему со словами «Большие воды»...
Уесли встал и начал собирать вещи.
* * *
Уставившись в потолок, Сюзанна пыталась слиться со своим диваном. Очистив разум, она замедлила дыхание и сосредоточилась только на стуке сердца. Оно тяжело стучало, его практически можно было
– Уходи, Патрик.
– Открой эту чертову дверь, Сюз, - ответил он ей.
– Я не уйду, пока ты меня не впустишь или за мной придут копы.
Он еще раз ударил в дверь. Как, черт возьми, можно было медитировать в этих условиях? Она встала, подошла к двери и открыла ее настежь.
– Хорошо. Входи.
Сюзанна бросилась обратно на диван и закрыла глаза.
– Какого черта с тобой происходит? Где ты была?
– потребовал Патрик.
Даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что он стоит рядом, осуждающе уставившись на нее.
– Я была занята. Начала писать книгу о моем пребывании в Афганистане. Переселилась в библиотеку.
Далее последовало долгое молчание.
– Значит, книга... об Афганистане. И поэтому ты не перезвонила мне или не послала е-мэйл, или не открывала дверь все эти чертовы шесть недель?
– Я очень занята. Разве не видно?
Она надеялась, что его отпугнет ее стервозность. Вместо этого Патрик сел на диван рядом с ней.
– Сюз.
Она плотно зажмурилась.
– Сюзанна.
Девушка медленно открыла глаза.
– Что случилось?
– спросил Патрик, убирая прядь волос с ее лица.
Тон его голоса был таким нежным, забота такой личной, что на глаза навернулись слезы.
– Что-то произошло. Расскажи мне.
Она сглотнула и закрыла глаза руками.
– Я не хочу говорить об этом, - ответила Сюзанна тихим шепотом.
– Я не могу...
– Этот священник, расследованием которого ты занималась... что-то случилось? Он угрожал тебе? Сделал больно?
Сюзанна горько рассмеялась.
Сделал ей больно? Ну, у нее в самом деле наутро были синяки. Все тело Сюзанны покалывало при воспоминаниях о той ночи даже полтора месяца спустя. Она поступила как дура, пойдя в его дом. Оглядываясь назад на прошлое, она поняла, что начала влюбляться в Отца Стернса. Может быть, не именно в него. Может, это даже была не любовь. Но, как минимум, похоть. Похоть, которую она еще никогда в своей жизни не испытывала - жгучая, невыносимая, как удар кулака по животу и заноза в мозгу.
– Сюзанна, вы планируете простоять в коридоре всю ночь, пялясь на меня? Или зайдете?
И она зашла. И он повернулся к ней. Протянув руку, она положила ту на его грудь, чувствуя, как под ней медленно и уверенно билось его сердце. Он не боялся и не нервничал. Она - наоборот. В одно мгновение его рот впился бы в ее, а она отдала бы себя всю в этом поцелуе, душу и тело. Ее ногти, впившиеся в его спину, грудь, прижавшаяся к его груди. Ничто не остановило бы ее от того, чтобы быть вместе той ночью. Никакая Церковь или государство, или ее суждение о нем, или работа или даже воспоминания об Адаме. Она потянулась к нему, чтобы расстегнуть ширинку, но на ее запястьях мертвой хваткой сомкнулись мужские руки. Она поняла, что ее оттолкнули назад к стене, прижатые руки над головой, а лицо Сорена было напротив ее лица, глаза закрыты, а на лице слабая гримаса боли.