Ангелы забыли обо мне
Шрифт:
25 сентября
Осень всё более напоминала, что лето сложило с себя полномочия, и теперь она решает каким быть следующему дню. Лёгкий ветерок обдувал приятной свежестью, бросая под ноги жёлтые листья. Я медленно шагал по, до боли знакомым и практически неизменившимся улочкам. Без какой-либо цели, просто гулял, наблюдая за неспешным ритмом жизни мележан. Подойдя к городской площади, я невольно улыбнулся. Посреди, в полный рост стоял вождь мирового пролетариата с вытянутой рукой и взглядом, устремлённым в светлое
Я сам того не желая вышел к базарным воротам, куда потихоньку сплывался городской люд. Сначала решив, что там мне делать нечего, я прошёл вперёд добрых метров сто, однако потом, сообразив, что именно туда мне и нужно я спешно возвратился.
– Что за деревья? – я подошёл к невысокому мужичку помятого вида, обставленному различными саженцами.
– Так это, разные, – мужчина слегка наморщил брови. – Тебе какие надо?
– Вишен нет? – я смотрел на этого невзрачного человечка и боялся, что он меня разочарует.
– Почему нет? Есть и вишни.
– Хорошие? – меня очень обрадовал ответ, и я продолжил расспрос.
– Конечно хорошие. Ягоды крупные и сладкие. Бери, не пожалеешь, слово даю.
Давненько я не чувствовал себя так хорошо. Я шагал к дому, неся на плече три молодых деревца.
– Ай, старый, смотри, что Игнат принёс, – Анфиса Степановна широко расставила руки и замерла на крыльце.
– Вот это дело, – Кудинов улыбнулся с лёгким прищуром, и цокнул на жену. – Давай иди в дом, чего уставилась. Сад будем сажать. – Он поманил меня рукой и проследовал в огород.
– Где сажать будем, Прохор Митрич? – я прислонил саженцы к старой яблоне и взял протянутую лопату.
– Так на старом месте и будем, – весело ответил Кудинов и пошлёпал к забору.
Через полчаса мы стояли и любовались молодыми вишнями.
– Спасибо, Игнат, – сосед похлопал меня по плечу. – Порадовал старика. Снова я с вишнями, а то без них как-то уже и непривычно было. Благодарствую.
– Ну что ты, Прохор Митрич, – я смущённо пожал морщинистую руку. – Мне и самому приятно.
– Есть хочешь? – выходя во двор, спросил Кудинов.
Я сделал категорический жест рукой, объяснив, что очень плотно позавтракал.
– Ага, – Прохор запустил ладонь в густые слегка склоченные волосы. – Пойду я, Игнат, полежу маленько, что-то спину ломит. Ты про баню-то не забудь, пройдешь-то веничком по пояснице.
– Конечно, пройду, Прохор Митрич, – я погладил подбежавшего к ногам котёнка и зашагал к калитке.
Я с нетерпением ждал главного события дня. В настоящей русской бане я не был уже много лет, довольствуясь саунами и финскими парными. Тогда мне это казалось правильным, я опровергал настоящую баню, ссылаясь на то, что это удел деревенских мужиков, и вот теперь.… Теперь я попал в число этих самых мужиков и безумно ждал вечера. Чтобы скоротать время я взял в руки
Стук в окно заставил меня отложить книгу и выйти во двор.
– Пойдём, Игнатка, – улыбнувшись, Кудинов махнул головой, как бы указывая направление.
Я схватил заранее приготовленный пакет с банными принадлежностями и, закрыв дверь, устремился за соседом.
Пенсионер набрал в ковшик горячей воды, и сделав шаг назад, выплеснул на раскалённые камни. Через секунду помещение заполнил густой пар. Он столбом вышел из открытого гнезда печки, радуя глаз и приятно согревая тело. Я глубоко вдохнул горячий воздух, и тут же из моих лёгких вырвалось что-то наподобие сухого кашля.
– Вон оно как, – Кудинов, усмехнувшись, залез на полок и сел рядом. – Дыши, Игнат, дыши. Банька-то, она из тебя всю хворь выгонит.
Улыбнувшись в ответ, я потуже натянул войлочную шапку и, подтянув на полок ноги, обхватил их руками.
– Здорово, Прохор Митрич.
– А ты думал. Нет ничего лучше настоящей русской бани, тут как не крути. Ну что, ещё подкинем?
– Можно.
Я смахнул с лица пот и тяжело дыша, взглянул на Прохора, он заметил и понял мой взгляд.
– Пойдём, – Кудинов медленно слез с полка. – Для первого захода достаточно. Тут главное не переусердствовать, дело такое.
Мы вышли в предбанник и уселись на широкую лавку. Я откинул голову, облокотив её на бревенчатую, стену и блаженно прикрыл глаза. Тело обрело приятную слабость, лёгкая прохлада, струящаяся из приоткрытых дверей, придавала необычайную лёгкость.
– Вот Анфиса, молодец баба, – Кудинов потянулся к маленькому столику, на котором стояли две большие кружки, и, взяв одну, сделал большой глоток. – Клюквенный. Попробуй-ка, Игнат.
Взяв глиняную кружку двумя руками, я жадно припал к напитку, и, отпив добрую половину, вытер рот тыльной стороной ладони.
– Да, Прохор Митрич, никогда в жизни ничего вкуснее не пил.
– А то, – Кудинов лукаво прищурился. – Натуральный. Это тебе не гадость какая, ларёчная.
Через пару минут я вновь оказался на полке. Прохор приказал ложиться на живот и достал из чана веник.
– Это что за ёлка, Митрич? – я с опаской глядел на непонятный колючий веник.
– Можжевельник это, – Кудинов ласково провёл рукой по иголкам и стряхнул с них воду. – Силы он чудодейственной, от многих недугов избавить может.
– Это садомазохизм какой-то, – я не разделял благоговения Прохора к этим колючим веткам.
– Какой ещё бадохизм? – сосед удивлённо сморщился. – Ты эти свои словечки-то столичные оставь. А ну-ка, опускай голову.
Ветки можжевельника мягко опустились на мою спину. И если в первые секунды я почувствовал лёгкие неприятные ощущения, то с каждым последующим ударом мне всё больше нравился этот чудо-веник. Мелкие иголки приятно впивались в тело, оставляя послевкусие приятного покалывания. Всё это напоминало некий своеобразный массаж, бодрящий и расслабляющий одновременно.