Англия и Уэльс. Прогулки по Британии
Шрифт:
— И куда пойдет весь этот камень? — спросил я у подрядчика, указывая на вздымавшиеся глыбы.
— Этот? На Риджент-стрит!
Портлендские карьеры — помимо того сентиментального интереса, который они порождают у каждого лондонца, — вообще интересное место для экскурсии. Вы смотрите на склон холма и видите четкий разрез геологической плиты, формирующей остров, прямо как на архитектурном плане. Вначале идет тонкий поверхностный слой почвы, под ней располагается более глубокий пласт непригодного камня, который не используется в строительстве — его, как правило, вынимают и выкидывают в море. В результате возле западной оконечности острова вырос еще один маленький островок из бесполезного известняка — высотой
Непосредственно за порожней породой идет то, что горные мастера называют «прослоем пустой породы» — странного вида серая бугристая масса, слегка напоминающая бетон. Здесь сплошь и рядом попадаются окаменелости — деревья и рыбы. Я выковырял множество великолепных каменных мидий, отличный экземпляр устрицы размером с чайное блюдце и каменную ветку от дерева, которое росло на Портленде миллионы лет назад. Последняя выглядела настолько убедительно (если не учитывать, конечно, ее веса), что страдающий близорукостью человек вполне мог обмануться и принять ее за настоящую древесину.
Что интересно, корни большинства таких деревьев находятся в означенном «прослое», а ветви и сучья проросли в слой пустой породы. И наконец, за «прослоем» идет та самая ценная порода, использующаяся в строительстве, — она залегает правильными пластами.
Если вы видели вкрапления окаменелых мидий в портлендском известняке, то легко их узнаете в цоколе статуи короля Карла на Чаринг-Кросс, — в ней полным-полно морских ракушек.
— Не срежем ли мы весь остров до уровня моря? — со смехом повторил мой вопрос мастер. — Не при нашей жизни, сэр! Здесь столько камня, что хватит всему миру еще лет на пятьсот!
Раньше я ничтоже сумняшеся полагал, будто знаю свой город.
Теперь же я осознал, что никто не в состоянии понять Лондон, не исследовав древние расселины этого белого острова, который является праматерью нашей столицы. Как вы сможете постичь красоту Лондона? Только через извечную переменчивость портлендского камня. Он годами собирает и впитывает в себя продымленные городские тени — так же, как деревья срастаются с паразитирующим на них лишайником. Поэтому в пасмурные дни камень выглядит серым, мрачным и непостижимым в своей задумчивости. Вы так привыкаете к этому зрелищу, что останавливаетесь, потрясенные, когда он внезапно начинает сверкать на солнце яркой белизной. У Лондона сотня настроений, он капризен и многогранен, как хорошенькая женщина.
Собор Святого Павла, Сомерсет-хаус, банк Англии и Королевская биржа, Мэншн-хаус и Судебные инны, Британский музей и церкви Кристофера Рена — список можно продолжать хоть до конца главы — все эти бессмертные здания вышли из пещер, оврагов и расщелин острова Портленд. И, уж вы мне поверьте, это незабываемое ощущение — пройтись по мощной геологической породе, из которой по воле сэра Рена был воздвигнут собор Святого Павла, чтобы занять свое место на Ладгейт-Хилл!
Шагая по пыльным дорогам острова, слепившим глаза не хуже снега на солнце, я размышлял не только о шедеврах, которые Портленд уже подарил столице, но и о будущем Лондоне. О том городе, по которому нам с вами вряд ли доведется прогуляться. О прекрасных строениях, которые еще только ждут своего часа — неоформившимися зародышами они лежат в темной утробе щедрого острова. Эти недра уже порадовали нас новым зданием банка Англии, а на очереди целые улицы, которые будут высечены из портлендских скал. Меня посетила причудливая фантазия: а что, если звук моих шагов как-то отзовется в глубине острова, нарушив безмятежный сон будущих зданий и навязав им беспокойные кошмары, так или иначе связанные с их историческим предназначением?
И вот еще о чем мне подумалось: никогда уже не буду я смотреть на Лондон прежними глазами. Теперь, куда бы я ни пошел, меня будет преследовать образ белого
Мы встретились в монастырском переулке Эксетера. Он стоял с путеводителем в руках — типичный добропорядочный американец, который уже заготовил дружелюбную улыбку на случай любой, самой незначительной, провокации со стороны англичан…
Я в тот момент предавался размышлениям о том, что, если не вникать в детали, все английские города с соборами обнаруживают восхитительное сходство. Удивляться тут нечему — ведь они выросли на одних и тех же корнях одного и того же прошлого. В этих городках мне нравится буквально все: неизменно узкий вход в храм; зеленые деревья — чистенькие, аккуратные, будто причесанные под одну гребенку; коротко подстриженные лужайки; звонкий воробьиный щебет и низкий звон колоколов; скромные георгианские двери с медными молоточками, воздвигающие надежный заслон между собором и остальным миром. Каждая соборная площадь пропитана схожим духом многовекового мира и покоя; а над ней возвышаются серые стены и башни, где любой кирпич несет отпечаток безграничной веры…
Американец вошел в Эксетерский собор, я последовал за ним.
Нашим взорам предстал образец идеально уравновешенной архитектуры — прекрасный, но, на мой взгляд, чересчур бесстрастный. Все арки здесь безупречны, и каждая является точным повторением предыдущей, любая из колонн — копия той, что напротив. Напоминает музыку, переложенную на язык математики! В какой-то миг начинает казаться, что все это совершенство, того и гляди, вознесется на небеса или растворится в звуках холодного парадного гимна. Единственное, что привязывает Эксетерский храм к земле, — орган, установленный в заведомо неудачном месте (а именно, над хорами), так что он закрывает большое восточное окно. Просчет архитектора служит спасительным якорем для Эксетера.
Мне известно, что это великолепный орган, и уникальная конструкция храма (а он является единственным собором в Англии, где башни выстроены на торцах трансепта) просто не оставила для него другого места. Но, увы, шок от этого не меньше.
— Простите, — обратился ко мне американец, — вы не подскажете, что означает слово «рекордер»?
— Полагаю, это такой чиновник.
— Нет, это, должно быть, какой-то музыкальный инструмент [19] . Вот, смотрите, в моем путеводителе описывается скульптурное изображение ангелов на галерее менестрелей. Там сказано, что они играют на скрипке, арфе, волынке, трубе, органе, цимбалах и — на «рекордере»!
19
Английское слово «recorder» имеет два значения: 1) «рекордер» — чиновник, председательствующий на сессии коронного суда; 2) блок-флейта.
Мы вместе поднялись на означенную галерею и осмотрели оркестр в камне — самый первый из известных мне в Англии.
— Может, вот это «рекордер», — предположил я, — то, на чем играет третий слева ангел?
— А, так это старинный английский саксофон! — обрадовался американец.
— Ну, скорее, нечто, похожее на саксофон!
— Хорошенькое дельце — саксофоны на небесах!
Мы вышли на улицу, продолжая беседовать. Выяснилось, что мой новый знакомый «тормознул» в Плимуте и приехал осмотреть Эксетер, который «пробрал его до самых печенок» (именно так он и выразился).