Англия и Уэльс. Прогулки по Британии
Шрифт:
— А куда они так торопятся, — с подозрением спросил я. — Разве мировая война — последняя из войн на земле — не закончилась?
— Дело не в этом, — пояснил мой провожатый. — Просто у нас своего рода соревнование с Портсмутом, где строится такой же крейсер. И мы во что бы то ни стало намереваемся выиграть!
Представьте себе мои чувства, когда в доке я обнаружил небольшой кусочек металла с четырьмя отверстиями. Он просто лежал на земле — маленький изогнутый кусочек стальной обшивки корабля, но я инстинктивно понял: в нем присутствует и мой вклад, мой подоходный налог!
Вдоволь налюбовавшись, как из фрагментов сложной головоломки вырастает огромный современный корабль, мы направились в сухой док, и вот здесь-то,
— А это гордость и краса Королевского флота, линкор «Имплакебл», — пояснил мой экскурсовод. — Мы отбили его у французов при Трафальгаре, после чего он надолго застрял в Фалмуте. Вот теперь мы решили почистить его и подремонтировать, прежде чем перевести в разряд учебных судов.
Старый добрый «Имплакебл»!
Целая команда художников и декораторов трудилась над кораблем. Все их усилия, каждый взмах кисточки, каждый мазок были направлены на то, чтобы придать линкору энергичный, задорный вид — как у бойцовского петуха-чемпиона. Думаю, когда обновленный «Имплакебл» — залатанный корпус, застекленные иллюминаторы, свежая покраска — сойдет наконец со стапелей, то строящийся крейсер (если он к тому времени будет готов) отсалютует ветерану Королевского флота; во всяком случае мне хочется на это надеяться…
Раздается сигнал, и кораблестроители останавливают работу. Шумной толпой они покидают мастерские и направляются к воротам дока.
Там стоят трое полицейских и внимательно вглядываются в непрерывный поток рабочих, покидающих верфи. Время от времени они кого-то останавливают и отводят в тесный офис возле ворот. Там еще один полицейский подвергает проштрафившегося тщательному обыску — очевидно, чтобы тот не смог вынести боевой корабль с собой на ланч.
На ближайший час на Девонпортской верфи воцарилась гробовая тишина, и в этом безмолвии в док проскользнул длинный серый эсминец. Возможно, у него возникли какие-то проблемы в машинном отделении или неполадки с боевыми орудиями… или, может, повредилась обшивка, или просто бедняга растянул лодыжку во время морского плавания.
И вот корабль явился в док в полной уверенности, что доктор Девонпорт померит ему давление, посчитает пульс и успокоит:
— Все в порядке, дружочек, мы скоро тебя поставим на ноги!
Девонпорт является одновременно и доктором, и нянькой, и матерью для всего английского флота — в первую очередь любящей матерью. И трудам Девонпортской верфи (как и любой хорошей матери) не видно ни конца ни края. Круглый год ее огромные стальные сыновья возвращаются домой — отдохнуть, подлечиться. И каждый год новое потомство рождается в Девонпорте и покидает его, чтобы разбрестись по всем уголкам света.
Глава четвертая
Край земли по-корнуолльски
Я влюбляюсь в Корнуолл и в некое имя. Еще в этой главе описывается затерянный рай и приход радио в этот идиллический уголок. Я попадаю под дождь у Края земли, а позже вечером поднимаюсь на холм, сжимая в руке ключ от Тинтагеля.
В Корнуолле есть нечто странное. Вы ощущаете это сразу же, как только минуете переправу Тор-Ферри.
Первое, что я увидел, — коротко остриженная девушка гнала корову с кривым рогом. Я тут же понял, что попал в Волшебную страну! Затем на глаза мне попалась деревенька, пытавшаяся вскарабкаться на холм. Один беленый домик достиг вершины, остальные застряли на полпути, да так там и остались: стоят в окружении своих садиков и удивленно таращатся на мир поверх колпаков дымовых труб. В этих очаровательных заросших садиках я обнаружил популяцию самых древних стариков, какие мне только встречались, — похоже, они обрели смысл жизни у бобовых грядок.
Когда я попросил воды, чтобы залить в радиатор, то женщина вынесла мне ее в кувшине! И речь у нее была такая же протяжная и напевная, какая обычно бывает у жителей Уэльса. Подобно валлийцам, эти люди говорят с той характерной кельтской плавностью, которая обволакивает и усыпляет бдительность — так что травящий байки корнуоллец выглядит куда более убедительным, чем говорящий правду сакс.
А чего стоят корнуолльские имена! Вы только загляните в карту, как это сделал я. Святых здесь — что белых маргариток в поле. Создается впечатление, будто это самая безгрешная страна на земле. Вот краткий перечень географических названий: Сент-Остелл, Сент-Энтони, Сент-Мьюэс и Сент-Ивз; Сент-Агнес, Сент-Неот, Сент-Пиннок и Сент-Меллион; Сент-Джерманс, Сент-Бреок, Сент-Эвал и Сент-Колем — будто колокольный перезвон разливается над лугом. И что за странные святые! Корнуолл был обращен в христианство кельтской церковью, а Англия — римлянами. Так что имена, сохранившиеся на карте Корнуолла, принадлежат святым из числа ирландцев и валлийцев, тем самым, что бережно хранили имя Христа у себя в горах — в то время как Англия усилиями возвратившихся легионов превратилась в поле боя, где воевали и люди, и боги.
Проезжая мимо поля, я увидел женщин, копавших картошку: юбки подоткнуты, рядом с каждой маленький деревянный бочонок, куда кидают клубни. Такую картинку запросто можно наблюдать в Бретани.
Дорога взбегала на холм, и с самой вершины я бросил взгляд на устье реки. Приливная волна плескалась прямо среди деревьев! Удивительное зрелище — деревья, подступающие к самой кромке воды. Там же были разбросаны маленькие белые домики. Выглядели они робкими и застенчивыми, словно пугливые феи, которые неожиданно вышли на опушку леса. И все вокруг, даже сама местность, свидетельствовало о том, как быстро жизнь возвращается к старому укладу. Рыба, в сетях, фрукты на деревьях — все, как в далеком золотом веке. Хотелось бы знать, насколько счастливы люди в таком месте? Наверное, здорово наблюдать, как прилив подступает и просачивается сквозь живую изгородь из роз. Мне кажется, человек, раз увидевший такое, вряд ли прельстится блестящей перспективой жить в Лондоне и еженедельно зарабатывать сорок два шиллинга в скучном офисе.
Честно говоря, я понятия не имел, куда мне ехать в Корнуолле. Все дороги были одинаково хороши. Я снова обратился к карте, и одно название сразу же привлекло мое внимание. Не думаю, что во всей Англии можно найти более красивое имя. Однако здравый смысл подсказывал: влюбиться в имя — все равно что влюбиться в голос по телефону. Есть риск сильно разочароваться при очной встрече. Может, отказаться и не рисковать? Нет, невозможно противиться соблазну… Я дважды прошептал заветное название, затем решительно свернул на нужную дорогу, которая, если верить карте, вела в Сент-Энтони-ин-Роузленд! [22]
22
Дословно «Святой Антоний в краю роз».
И вот я пишу в крошечной спаленке домика в той самой деревушке с названием Сент-Энтони-ин-Роузленд. Соломенная крыша нависает так низко, что изнутри кажется, будто верхняя оконная рама снабжена неровной бахромой, на манер грубой щетинистой бороды. Выглянув в окошко, я могу рассмотреть группу деревьев и зеленое куполообразное поле; за ним простирается пустое безбрежное небо. Это означает, что внизу плещется такое же безбрежное море. Отсюда мне его не видно, но я могу слышать мерный шум волн, накатывающихся на скалистый берег. Этот шелестящий шум да пение птиц — единственные звуки в Сент-Энтони-ин-Роузленд.