Английская Утопия
Шрифт:
Таково вкратце интересное и богатое содержание новой книги Мортона. В ней проявилась большая историческая и литературная эрудиция автора, владение методологией исторического материализма, а также интерес и симпатия к народной идеологии, вера в социализм как нечто действенное, реальное и особенно актуальное в наше время.
Однако книга А. Л. Мортона не лишена и некоторых недостатков. В ней есть ряд спорных мест, на которых, по нашему мнению, необходимо остановиться.
Прежде всего мы не совсем согласны с автором в том, что произведенное им, ввиду ограниченного объема данной книги, сужение понятия утопии было действительно неизбежным. Ограничивая это понятие исключительно произведениями, носящими фантастический и, во всяком случае, поэтический, «вымышленный» характер, автор исключает из своего рассмотрения такое крупное произведение утопической мысли, как знаменитую утопию вождя диггеров Джерарда Уинстенли «Закон свободы» (1650 г.); между тем в этом произведении, несомненно, отразились народные настроения и чаяния тех низов общества, которые ожидали от революции 1640–1660 годов
Известным недостатком книги А. Л. Мортона является ее калейдоскопичность в последних главах. Произведений разных писателей дается слишком много, анализ же их по необходимости делается сжатый и краткий, порой недостаточно углубленный. Между прочим не совсем удачным является и очерк об У. Моррисе. Содержа имя «Вестей ниоткуда» автор почти не дает, считая это произведение, по-видимому, хорошо известным английскому читателю. Освещение и оценка взглядов Морриса носят слишком общий характер. Сама позиция Морриса как представителя научного социализма в английском рабочем движении второй половины XIX века в действительности была более сложной и противоречивой, чем это изображено в данной книге.
Ряд замечаний у нас имеется и в отношении главы об «Утопии» Томаса Мора. В целом эта глава написана блестяще. Это, несомненно, одна из лучших глав книги. В то же время именно она вызывает ряд серьезных критических замечаний.
Прежде всего заглавие главы — «Остров святых» — противоречит ее содержанию. Автор в этой главе доказывает совершенно обратное, а именно, что Мор был гуманистом, отличался веротерпимостью, был поклонником разума. Момент «аскетизма» сказывается лишь в скромном быту и удовлетворении простых, неприхотливых потребностей жителей Утопии, но это вовсе не то, что обычно понималось под понятием «святой» в средние века и во времена Мора. Никакой теократии, наличия монастырей, обилия духовенства, развитого обрядового культа, религиозной экзальтации и тому подобного в «Утопии» Мора как раз и нет.
Во-вторых, автор напрасно рассматривает Томаса Мора как представителя английского, в частности лондонского, купечества. Ни Мор, ни его отец ни когда не были по профессии купцами. Это была семья, поднявшаяся из типичных разночинцев до служилого чиновничье-судебного дворянства. Рыцарский (дворянский) титул впервые получил отец Мора, и от него он перешел по наследству Томасу Мору. Затем — и это самое главное — во взглядах Мора совершенно отсутствует какой-либо признак специфических буржуазно-купеческих настроений и требований. Конечно, Мор был против феодального гнета, он сочувствовал росту промышленности, торговли, развитию научной мысли, всему тому прогрессивному, что связано с эпохой зарождения капиталистических отношений. Но он сам же подверг глубокой критике противоречия нового, нарождающегося капиталистического строя. Для Томаса Мора характерно другое. В своей критике возникающего капитализма, с его огораживаниями и с пауперизацией населения, обогащением одной части общества и ухудшением положения другой, с разделением общества на антагонистические классы — разделением еще более резким, чем при феодализме, — Мор отразил настроения трудящихся масс, больше всех страдавших от последствий этих социальных перемен. Советский академик В. П. Волгин в ряде своих работ, в частности во вступительной статье к изданной на русском языке «Утопии» Мора, вполне убедительно показал, что на взгляды Томаса Мора оказали влияние народные массы в лице своих наиболее многочисленных в ту эпоху представителей, мелких производителей — крестьянства, еще сохранявшего ко времени Мора общинный уклад своей жизни, и горожан-ремесленников, тогда еще не вышедших из своих цеховых организаций и объединений.
Несмотря на эти отмеченные недостатки, «Английская Утопия» в целом производит весьма положительное впечатление. Она представляет собой оригинальное, хорошо продуманное и скомпонованное, значительное по своему содержанию историко-литературное произведение. Книга, несомненно, вызовет к себе глубокий интерес не только историков, но и литераторов и философов нашей страны, глубоко интересующихся
Проф. В. Семенов.
АНГЛИЙСКАЯ УТОПИЯ
ПОСВЯЩАЮ ВИВИЕНУ
Страна, где солнце светит
по обе стороны изгороди.
ВВЕДЕНИЕ
Эта книга — история двух островов: Утопии и Британии. У каждого из них своя история. Обе развиваются параллельно и помогают взаимно объяснить одна другую. Цель настоящей книги — способствовать этому объяснению. Люди думали, надеялись, а иногда и боялись, что Утопия есть тот самый остров, в который может вскоре превратиться современная им Британия. Их мысли и чаяния в этом направлении зависели не только от прочитанных ими книг и привычного круга идей, но и от событий, происходивших в реальном, окружающем их мире, от класса, к которому они принадлежали, и от роли, которую этот класс играл или хотел играть по отношению к другим классам.
Я назвал эту книгу «Английская (а не Британская) Утопия» по той простой причине, что рассмотренные мною утопии были именно английские, а не шотландские, ирландские или уэлльсские. Свифт представляет лишь отдельное исключение из этого обобщения. И я был рад, что мог ограничиться изучением утопий этой одной страны, так как наша литература особенно богата книгами такого рода. Это ее богатство объясняется, как мне кажется, главным образом очень ранним развитием у нас буржуазного общества, а также тем, что это развитие приняло классические формы. Английские политические мыслители гордились историей своей страны и считали, что на них лежит особый долг перед всем миром. Английская гордость порой принимает форму отвратительного самодовольства, и в дальнейшем мы увидим, что Утопия добилась наименьших успехов именно в борьбе с этим пороком; но иногда эта гордость носит благородный и щедрый характер — в ней проявляется стремление чело века, достигшего определенных благ, поделиться ими со своими соседями. Так, одним из основных побуждений составителей утопий в Англии было желание выразить свои представления о демократии, общественной жизни и идеальном устройстве государства в возможно более доходчивой и популярной форме. «Я изложил свои концепции в форме сказки, полагая, что это наиболее изящная манера высказываться», — писал Сэмюэль Гартлиб о своей «Макарии» («Остров Блаженных»).
Другой причиной обилия английских утопий является то обстоятельство, что Англия представляет собой остров. Всегда бывает легче вообразить себе что-нибудь соответственное тому, чем мы сами являемся или что мы знаем, поэтому Утопии мы всегда представляем себе в виде острова. Понятие острова заключает в себе представление о чем-то законченном, ограниченном, а возможно, и отдаленном, то есть обладает как раз теми качествами, какие нужны, чтобы дать пищу нашему воображению. Правда, мы можем найти Утопии, размещенные под землей и на дне морском; либо окруженными горами где-нибудь в сердце Африки или Азии и даже на другой планете; либо весьма отдаленными во времени, а не в пространстве; и все же подавляющее большинство Утопий помещено на островах.
Английская Утопия представляет поприще столь обширное, что у меня редко возникало желание выйти за его границы. Однако в некоторых случаях мне пришлось это сделать, когда этого требовали интересы перспективы. Так, например, говоря о Моррисе, я не мог не коснуться Беллами или обойти молчанием французских утопистов-социалистов.
Точно так же я не считаю себя слишком строго связанным своим определением Утопии, как воображаемой страны, описанной в произведении, имеющем форму сказки, с целью критики существующего общества. Дать такого рода определение было необходимо для того, что-бы наметить разумные рамки моей книги и исключить из нее описание как попыток основания утопических коммун, так и сочинений, в которых отсутствует фантастический элемент. И все же мне пришлось сказать кое-что о Годвине, Оуэне и Уинстенли и, с другой стороны, коснуться книг, в которых элементам социальной критики отведено самое скромное место. Сэмюэль Батлер когда-то определил слово «определение» как «обнесение дебрей идей словесной стеной». Было бы, думается, очень печально, если бы нельзя было от времени до времени отворачиваться от своих «дебрей» и кинуть через стену взгляд на сады других людей. Как бы ни было, если бы я стал об Уинстенли или Оуэне говорить столько, сколько они заслуживают по своему значению, из моей книги получилось бы нечто вовсе отличное от того, что я задумал, или от того, чем она оказалась в действительности. Поэтому я ограничился в одном случае просто ссылкой, а в другом — беглым очерком, хотя вполне отдаю себе отчет в том, что этот принцип едва ли кого удовлетворит.
Я считаю полезным кратко остановиться на самом слове «Утопия». Оно происходит от двух греческих слов, означающих в совокупности «нигде не существующее». Томас Мор назвал им свое идеальное государство. От него оно распространилось на все вымышленные страны, равно как и на книги, о них написанные. В своем труде я пишу «Утопия», когда это относится к книге Мора, Утопия (с прописной буквы, но без кавычек) — говоря о воображаемой стране и утопия (со строчной) — если речь идет о сочинении, написанном об этой стране. Я счел введение разницы между вторым и третьим понятиями очень удобным, но на практике ее не всегда легко провести, и каждый, кому придется прочитать нижеследующие страницы, найдет в них некоторую непоследовательность.