Английский фантастический роман
Шрифт:
— Я не ответил на ваше письмо. Извините.
— Вам помешали дела. Теперь насчет смущения. В каком-то смысле я был доволен, когда увидел, как низко вы пали. Я достаточно откровенен с вами?
— Даже очень.
— И одновременно мне было неудобно за вас — так оно и есть до сих пор. Мне хотелось бы оказать вам помощь. Вас это не оскорбит?
— Положите денежки на стол, — посоветовал Эндрю, — и отвернитесь. Я тихонько улизну.
Абониту поморщился.
— Мне не до шуток. Вам хотелось бы снова работать на телевидении, уже здесь, в Лагосе?
— «Белых просят не обращаться». Где я только это не слышал! Но
— Мой дядя, — спокойно пояснил Абониту, — председатель Совета по телевещанию. Его зовут Оба Мекани Натела. Благодаря ему я стал продюсером. Мне нужен ассистент. Я могу выбрать любого, кто мне понравится.
— Не возникнет ли у вас затруднений, если ваш выбор падет на белого?
— Нигерийцы не имеют ничего против белых, пока их не слишком много и они знают свое место. Вам, наверное, приходилось слышать кое-что из этой оперы?
— Кое-что, — кивнул Эндрю.
— Простите меня. Не следовало так говорить.
— Лучше говорите, Або. Я и бровью не поведу. Вы делаете мне серьезное предложение?
— Совершенно серьезное.
— Принято. — Эндрю протянул через стол руку, и нигериец горячо пожал ее. — Я не стану усугублять ваше смущение, вдаваясь в детали испытываемой мной благодарности.
— Вот и не надо, — поспешно заверил Абониту. — Лучше выпьем еще по одной, чтобы отпраздновать наше будущее сотрудничество.
— Он прищелкнул языком, и рядом вырос официант, ожидающий распоряжений. — Снова двойной «скотч». В последний раз вы дали нам не «Хейг».
— Простите, сэр. «Хейга» больше не осталось.
Абониту пожал плечами.
— Тогда несите то, что есть. Потеряв Британию, вы лишились дома, — повернулся он к Эндрю, — я же остался без мечты, без мира, которым я не мог наслаждаться, но который радовал меня самим фактом своего существования. Как вы думаете, чья потеря горше?
— Может быть, еще не все потеряно. Кривая Фрателлини…
— Нет, это было бы детским оптимизмом. Я видел последние данные. Интенсивность солнечного излучения перестала снижаться, однако нет ни малейших признаков возврата к старому. Установился новый постоянный уровень, только очень низкий. Возврат ледникового периода. — Он криво усмехнулся. — Белую башню Тауэра и Мраморную арку укроют вечные снега.
Эндрю допил виски.
— Как скоро я и моя… невеста сможем выбраться из этой лачуги?
— Прямо сейчас. Пока не подыщете квартиру, поживете в отеле.
— Она работает уборщицей в больнице. Может быть?..
— Мы заедем за ней, как только выйдем отсюда. Потом вы сможете забрать из хижины все необходимое.
Эндрю помолчал и выговорил:
— Если я не поостерегусь, вам не миновать смущения. Прямо не знаю, как…
Абониту залпом осушил рюмку.
— Давайте возьмем такси, Эндрю, — предложил он.
IV
Прожив неделю в гостинице, они переехали в роскошную квартиру в новом фешенебельном доме окнами на море. Приходилось только удивляться, до чего быстро забылись недавние лишения и как запросто человек способен привыкнуть к комфортабельной жизни. Эндрю многое напоминало теперь былые времена: вокруг снова звучал прежний жаргон, он занимался знакомым делом, слышал все те же высказывания и шуточки. Он обнаружил, что в здешнем телевизионном мире публика делится на два класса: на одних, обладавших настоящими способностями, держалось буквально все — к ним принадлежал Абониту; другие же просто получали зарплату и делали вид, что в чем-то смыслят. Однако и в этом не было ничего нового.
Мадлен и он быстро оказались в знакомом кругу. Возможно, их приняли за своих слишком поспешно и нарочито, однако искренность чувств новых приятелей не вызывала сомнений. Кое-какие нюансы не могли не вызывать протеста, но без этого не обходится в любом обществе, так что со временем они перестали их замечать.
Зато сколько удовольствия доставляло им открывать для себя заново чудеса комфорта и маленькой роскоши! Зарплата Эндрю была очень высокой даже по прежним стандартам, а в суматошном лагосском обществе, изнанкой которого оставалась нищета и дремучее невежество, деньги значили буквально все. В городе постоянно открывались новые рестораны, где готовили лучшие европейские повара и где можно было поесть ничуть не хуже, чем когда-то в Лондоне; хотя опасность войны с Южно-Африканским Союзом была излюбленной темой газет и телепередач, перебоев с южноафриканскими винами не наблюдалось. Раньше Эндрю не знал их вкуса, но теперь начинал в них разбираться. Дождливый сезон остался позади, небо очистилось от туч; однако кондиционеры, мирно жужжавшие у них в квартире, на студии и повсюду, где им доводилось бывать, спасали от жары. К их услугам были бесконечные пляжи с мельчайшим белым песком и гольф с утра пораньше или под вечер, когда спадала жара. Но главное удовольствие состояло в том, что Эндрю снова занимался знакомым делом, а также во взаимопонимании с Абониту, который, считаясь его начальником, неизменно прислушивался к его мнению. О лучшей жизни трудно было мечтать.
Однажды на нее попробовала посягнуть Кэрол. Она позвонила в студию, и они договорились о встрече в том же баре, где состоялась знаменательная беседа Эндрю с Абониту. Кэрол дожидалась его за столиком, теребя тонкую сетчатую перчатку. Она улыбнулась, увидев, что Эндрю протягивает ей руку.
— Как странно — выходит, мы с тобой здороваемся за руку?
— Странно? Пожалуй, отчасти. Что будешь пить, Кэрол?
— Ты можешь раскошелиться на «Дюбоннэ»? Настоящий! У них еще осталось несколько бутылок.
— Разумеется. С джином?
— Нет. Я теперь избегаю крепких напитков. Энди, я так рада, что у тебя снова все в порядке! Не могу выразить, какое это облегчение!
— Как ты об этом узнала?
— Видела твою фамилию в титрах. Я не слишком часто смотрю здешнее телевидение, но в тот вечер мне нечем было заняться. Программа «Ежедневно», ассистент режиссера — Эндрю Лидон… Боже, все как прежде!
— Выходит, что так. Ты знала, что раньше дела шли… несколько хуже?
Она помолчала и облизнула губы.
— Твое письмо? Нет, я не знала всего.
Он ничего не говорил, ожидая продолжения.
— Когда на экране появилось твое имя, я была с моим боссом и все ему рассказала. Тогда он и признался, что было это письмо. Он его читал.
— Оно было направлено в его офис, но адресовано-то тебе! Он вскрыл его — и утаил?
— Мой босс — странный человек, Энди. В чем-то приятный, в чем-то — не слишком. У него есть диктаторские наклонности. Кроме того, он ревнив.
— Я говорил с его женой, — сказал Эндрю. — Очень милая женщина. Я испытал к ней большую симпатию.