Аниматор
Шрифт:
Снова машина встала на светофоре. Полковник повернулся ко мне и сказал, хохоча:
– Так он и скажет, держи карман шире! Как же! Его через три дня отпустят, он из тайника все повытаскивает – и понеслась!..
Повернули на Садовое.
– Да еще эти, знаешь… – Он незаметно перешел на “ты”. – Воду мутят. Сами пальцем о палец не ударят… Им, понимаешь, власть во всем виновата! Во всех грехах!.. Что, мол, за такая власть!.. Власть не может того!.. Власть не может сего!.. Власть-де, епишкина дочь, только деньги грести!.. Каково? Да ведь если ты такое плетешь, так ты, может, и сам готов под детский сад бомбу подложить!
Он хмуро примолк. Поток тащился еле-еле.
– Нет, теперь уж дело по-другому пойдет. Хочешь не хочешь – объективные показания аниматора. Замышлял – значит замышлял! И точка. Уже не отвертишься.
– Остановите, – сказал я. – Спасибо.
– Ну давай, Серега! – крикнул он, когда я захлопывал дверь. – Давай!
Еще, глядишь, увидимся!
Тронул машину и ловко внедрился в тело несказанно вонючей пробки, методично душившей Садовое кольцо.
Я не стал ловить такси, рассудив, что проще проехать остановку на метро.
Когда я был здесь в последний раз (я же говорю – я редко пользуюсь услугами метрополитена), посетителям продавали круглые пластмассовые жетоны. Теперь я получил какую-то картонку. Я попробовал сунуть ее в турникет. Турникет по-волчьи залязгал, чем привел меня в замешательство. Тем не менее я не оставлял попыток прорваться к перрону. В конце концов служительница в красной шапке, соскочив со стула в стеклянном скворечнике, вырвала из моих пальцев билет, перевернула другим концом (или стороной, кто же разберет все эти премудрости!) и сопроводила меня легким пинком и словами “Ну просто как маленькие!..”
Поезд с гулом и скрежетом вырвался из туннеля, двери раскрылись, из каждой высыпалось на перрон по небольшой толпе, на смену которой затолкались новые насельцы. Мужской голос сообщил название следующей станции (причем сделал это так торжествующе, как будто всех нас ожидала там какая-то радость), и мы поехали.
– Иди сюда, иди! – услышал я резкий голос и повернул голову.
Несмотря на тесноту на площадке у соседних дверей вагона было совершенно пусто, если не считать худого человека в черной наглухо застегнутой куртке. Выпрямившись, разведя плечи и вздернув подбородок, он, стоя вплотную спиной к одним дверям, презрительно смотрел на свое отражение в других. Затем сделал два или три стремительных скользящих шага и, вознеся руки, рубанул по стеклам ребрами ладоней – но, к счастью, не так сильно, чтобы стекла разбились или вылетели.
После чего так же стремительно отступил на исходную позицию.
– Иди сюда! Ну!
И снова – легкое хищное движение, неуловимый взмах, гулкое содрогание стекол.
Вагон ошеломленно наблюдал, и, судя по всему, не один я чувствовал опасность.
– Ты что, милый? – Это был голос старушки, сидевшей с краю, взволнованный и соболезнующий голос. – Да господь с тобой! Да ты присядь! Что ж тебя так корчит?
Человек посмотрел на нее. Мне представилось, что сейчас он сделает, как обычно, пару шагов, только рубанет уже не по стеклам. Но вместо этого он как-то обмяк и заозирался.
– Простите, люди! – неожиданно заныл он, приваливаясь к дверям.
–
Простите меня! Простите, бога ради!..
– Стекла-то поколотишь, – буркнул мужчина справа.
– А вот ты пройди, что я прошел, тогда поговорим! – плачуще ответил человек. – Вот и поговорим! А так-то что?..
В эту секунду всех нас кинуло вперед, потом назад, потом
– Что это с вами, Сергей Александрович? – спросил швейцар Игнат.
–
На вас лица нет!
Я отмахнулся.
– Клара Николаевна не приехали? – заботливо осведомился он, принимая плащ.
– Ждем-с, – привычно ответил я, приглаживая ладонью волосы.
В “Альпине” Клару полюбили все – начиная с Игната, который, как случайно выяснилось, был ее земляком, кончая директором и величайшим дамским угодником Гогой Гогоберидзе. С одной стороны, столь дружные проявления симпатии наводили меня на мысль, что демонстрируются они не просто так. Клара – это еще одна ниточка ко мне, еще один шанс, что при случае я не откажу в просьбе, соответствующей моему аниматорскому статусу. С другой стороны, Клару трудно было не полюбить. Как я не раз замечал, ее появлению одинаково радовались и на кафедре, и в отеле, где она работала в пору нашего знакомства, и в редакции журнала, куда устроилась месяцев за восемь до исчезновения. Наверное, дело было в том, что Клара никогда не пыталась казаться больше и значительней, чем была на самом деле.
Недаром же говорят: будь проще – и люди к тебе потянутся.
Все привыкли видеть нас вместе, поэтому когда она сгинула, я оказался перед необходимостью то и дело отвечать на вопрос “А где же
Клара?”. Мне пришлось придумать байку, которая бы не требовала долгих объяснений. Теперь, по прошествии почти года, надежда на то, что она все-таки вернется, совсем угасла; но тогда я говорил всем, что Клара уехала (это было чистой правдой) во Францию на стажировку
(откуда мне знать, может быть, и в этом я был недалеко от истины?), и с тех пор придерживался этой версии. Постепенно к ее отсутствию привыкли, и уже редко кто вспоминал, как она, бывало, отплясывала здесь. Что делать – все проходит. А вот Игнат – поди ж ты! – не забывал. Землячество – великая сила.
На втором этаже было еще тихо. На рояле негромко тренькал какой-то парень из Семеновых лабухов, а ни самого Семена, ни, соответственно, его брамсолюбивого саксофона не наблюдалось.
Зато за угловым столиком сидела лаборантка Инга, благосклонно прислушиваясь к вдохновенному воркованию известного в Анимацентре человека – Володи Гарнецкого. Бутылка шампанского перед ними была почти пустой. Вообще, по всем признакам, дело у них шло на лад, так сказать, с опережением графика. Завидев меня, Инга лучезарно улыбнулась и помахала лилейной ручкой.
Надо было что-нибудь сделать в ответ – ножку, что ли, от рояля отломить или расколотить пару сервизов, – но я только сел за свой столик, а когда подошел Карим, тупо потребовал коньяку.
– А покушать, Сергей Александрович? – забеспокоился он. – Вы ж с утра не кушали. По вас видно.
– По вас, по вам… – проворчал я. – Ты на меня не смотри. Ладно.
Поесть тоже давай. Да побольше. Что сегодня?
Тем временем Инга поднялась и танцующей походкой удалилась в сторону дамской комнаты. Частично разобравшись со своими кулинарными желаниями, получив искомый коньяк, зелень и тарелку малосольной форели немедленно, я отправил озабоченного Карима на кухню за продолжением программы и поманил к себе (по праву старшего)