Аниматор
Шрифт:
Но здесь, у самого входа, на пустом пространстве наборного паркетного пола все было в полном ажуре: в золоченых контактных зажимах торчала свежая колба Крафта, гудела разогретая фриквенс-установка, и на ее столе лежало тело, накрытое простыней.
Только не розовой с зеленой полосой, как у нас в Анимацентре, а простой бязевой и даже, кажется, не очень чистой.
– Ага, – сказал я. – Понятно. Информатором кто будет?
– Я буду информатором, – сурово ответил полковник Добрынин.
– Хорошо.
– М-м-м… У нас не принято, господин Бармин. У нас простыню потом снимают… перед активацией.
– Почему?
– Так положено. У нас, видите ли, много бывает своих условий… особых… в общем, только перед самой активацией. Не возражаете?
– Вообще-то, конечно, это неправильно… ну да со своим уставом, как говорится… Хозяин – барин.
– Да вы садитесь, – спохватился он. – Чай? Кофе? Коньяк?
– Чай, – твердо выбрал я. Но потом спросил со вздохом: – А какой коньяк?
– Коньяк-то? На выбор, – отозвался полковник, открывая дверцу.
–
“Камю”… “Кизлярский” есть… еще этот вот, как его… “R amp;R”. У меня от него изжога, – пожаловался он и достал два стакана. – Ну?
– “Кизлярский”, – выбрал я и спросил затем, принимая в ладони чашу ароматного огня: – Итак, каким человеком был усопший, полковник?
– Помянем, – предложил Добрынин и поднял свой стакан. – Мало таких людей, мало… Верным сыном отечества был усопший, вот что я вам скажу, Сергей Александрович…
Я насторожился. Это, впрочем, не помешало мне отхлебнуть. Коньячок был что надо.
– Итак? – продолжил я.
– Верный сын, настоящий россиянин, – горестно сказал полковник
Добрынин. – Поискать таких. Органы могли на него положиться…
Товарищ был верный – вот что я хочу сказать. Вот что важно. Верный был товарищ. У нас ведь как?.. у нас без этого никак. Свои же в случае чего и заложат. Верный был товарищ, да… Ни прибавить, как говорится, ни убавить.
Полковник издал звук, похожий на хрюканье, и утер слезу.
– Давай, – сказал он затем. – Помянем. Верный он был товарищ – вот что.
Я поперхнулся – кажется, это сегодня уже где-то звучало… Коньяк попусту обжег горло. Утирая слезы, я окончательно понял, что дело швах. Ничего хоть сколько-нибудь существенного он мне не скажет – ничего такого, что сможет пролить хотя бы каплю света на то, каким был человек, тело которого лежит сейчас под простыней.
– И семьянин был добрый, – с трудом выговорил полковник. Он уже не стеснялся слез – они струились по его утром тщательно выбритым, а сейчас покрытым бурой пылью щекам. – Отец был какой! Какой отец!..
Сын был хороший. Я, бывало, смотрю: блин, ну какой сын! Мне бы таким сыном быть… эх! Если б все мы такими сыновьями
– Детство? – из чувства долга поинтересовался я. – Юность?
– Детство трудным было, – взрыднул полковник. – Но товарищ он был верный в детстве – вот что я скажу. Верный был товарищ. Бывало, что ни как, а не подведет. А в юности… что ж? Юность есть юность.
Честный парень он был, вот какой. Товарищ верный. И не позволял.
Наше же мущинское-то дело какое? – спросил вдруг он. – А?
Я замялся.
– То-то! – отрезал полковник. – А этот – ни-ни. Семьянин был – поискать таких. Какой семьянин, елки-палки!
Он помотал головой и потянулся за бутылкой.
– Ты что не пьешь? – пьяно удивился Добрынин, обнаружив мой стакан почти полным. – Ты что? Помянем! За такого человека да не выпить!
Дав-в-вай!
– Да, да… хорошо… Давайте, конечно… Но вы же понимаете… я аниматор, а не волшебник. Да? Мне же нужно хоть что-нибудь знать.
Хоть что-нибудь живое. Мелочи какие-нибудь… житейский мусор. Не скажете?
Полковник Добрынин бросил на меня быстрый взгляд, и это был взгляд абсолютно трезвого человека.
– Ну, как хотите, – вздохнул я. – Мое дело спросить, а уж вы как знаете… Как давно это случилось?
– Если вы насчет эффекта Винке, то можете не волноваться. Меньше двух часов прошло.
Он был сведущ кое в каких тонкостях нашего дела, этот полковник.
Эффект Винке проявляется в нарушении монотонности цвета свечения
Крупицына-Крафта. В теле, подвергаемом анимации, как правило, есть атомы и молекулы, которые прежде участвовали в строении другого человеческого тела. Пройдя некоторый путь после его распада – допустим, оказавшись захваченными растением, которое затем пошло в пищу и было усвоено новым организмом, – они, несущие слабый отпечаток прошлой жизни, оказались в новом теле. Благодаря им и возникает специфическое мерцание, похожее на рябь – рябь Винке. И чем больше времени проходит с момента смерти до начала анимации, тем большую долю спектра (пусть все-таки очень небольшую) занимает свечение старых атомов.
– Эти камни в пыли под ногами у нас, – неожиданно продекламировал полковник, – были прежде зрачками блистательных глаз…
– Вот именно, – кивнул я. – Только “пленительных”. Пленительных глаз. Ну да неважно. Оперативно работаете, полковник. Эффект Винке будет почти незаметен.
– Тогда допивайте, если угодно, – холодно сказал он (похоже, ему не понравилась моя поправка). – Да и начнем. Долгие проводы – лишние слезы.
Я отставил стакан.
Невольно нахмурившись, полковник ловко снял простыню.