Аниськин и снежный человек
Шрифт:
– Марина Алексеевна, этого не пишите, – успел крикнуть Костя.
– Почему? – ехидно хихикнула Маринка, – по-моему, очень красиво.
– Потому, что это не относится к следствию, – уже взял себя в руки Комаров. – Это все, что вы можете нам сообщить?
Костя уже устал. Весь бред, рожденный в воспаленном мозгу Савской, не имел под собой ни капли твердой основы, ни капли правды, ни капли здравого смысла. Необходимо было поставить ее на место: может, немного напугать, может, немного пристыдить.
– Ариадна Федоровна, – с вековой усталостью в голосе выложил перед ней он свой главный козырь, – как же вы объясните, что мы поймали вас в «Геркулесе», а не подобрали, изможденную от усталости, на лесной опушке? Как же вы объясните, что все три дня вашего отсутствия в «Геркулесе» в больших количествах пропадала еда? Как же вы объясните, в конце концов, что Жека был практически похоронен под толщей сена, а не брошен на месте гибели бесчувственным и низкоинтеллектуальным животным? Как вы объясните появление в нашем лесу этого самого низкоинтеллектуального животного?
Как? Как вы все это мне объясните, милейшая Ариадна Федоровна?
Глава 9
Лохматый, одноглазый, хромой и жутко обаятельный
– А очень просто, милейший Константин Дмитриевич, – ничуть не смутилась Ариадна Федоровна, – чем вы, думаете, кормило меня в логове неведомое чудовище? Брокколи и анчоусами? Как бы не так! Лягушки, гусеницы, да конский щавель – вот и весь рацион. С ума сойти! Естественно, одной любовью сыт не будешь. Естественно, я изголодалась и несколько потеряла форму. Женщинам в тридцать категорически нельзя худеть! От этого обвисает грудь и бедра. Вот я и решила поправить положение в «Геркулесе». И кто меня за это осудит? Кто?
Люди, знакомые с муками голода и с обвисанием бедер никогда не кинут в меня камень. А незнакомые… Бог им судья. Кстати, в «Геркулесе» я питалась только одни сутки, последние. Это ответ на первый ваш вопрос.
Теперь, о том, кто уничтожал продукты до моего появления в «Геркулесе». Во-первых, вам необходимо допросить пищевых работников. Все они одним миром мазаны. Во вторых, кто, скажите, кормил мою девочку в мое отсутствие? Вы? Или директор совхоза? Никто! Черствые, сухие люди. Дикий зверь нежнее, и чувственнее, чем вы. Конечно, Мальвиночка вынуждена была искать себе пропитание, дабы не издохнуть от голода. Кстати, из леса она вывела меня именно к «Геркулесу». Мы с ней без слов понимаем друг друга, и кто, как ни она, знает, что нужно ее хозяйке?
Теперь, о этом милом мальчике, которого придушил мой ревнивый зверь. Да, он зверь. Дикий, лохматый, хромой и одноглазый, как Циклоп. И интеллект не просматривается на его милой морде. Но душа у него нежная, как лепестки фиалки, окрапленные утренней, слегка розоватой в лучах восходящего солнца росой. Поэтому он и зарыл свою жертву в сене. Не мог же он позволить, чтобы труп разорвали собаки-падальщики! Мой зверь – чудовище воспитанное, местами даже галантное.
И последнее. В нашем лесу он не появился. В этом просто не было нужды. Он живет в нем уже много веков. Спросите любого – он уже давно пугает мирных жителей и искушает невинных дев – подыскивает себе достойную наложницу. И ко мне он присматривается не первый год, я даже по-грибы, по-ягоды раньше боялась ходить.
– И что же же это за чудовище? – не смог не съязвить Комаров, – Драукла? Человек-паук? Циклоп? Йети?
– Фи, как некрасиво, – поморщилась Савская, – я с вами культурно, а вы – по-матом. Попрошу не нарушать моего и так грубо порушенного чудовищем целомудрия.
– А что я такого сказал? – немного испугался Костик.
– Слава Богу, что вы не сказали, а только начали говорить.
Если бы вы продолжили фразу – я бы этого не выдержала.
– Да какую фразу? – почти взбесился Комаров.
– Йети вашу.., – простите, но дальше у меня язык не поворачивается, – зарделась Ариадна Федоровна, белая кровь, голубая кость, синий чулок, понимаете, ли.
– Да я совсем не это имел в виду, – загорячился Комаров, искоса поглядывая на Маринку, – йети – это вовсе не йети, а йети, то есть снежный человек, по научному. Вы что, не знали? Все дело в ударении! В вашем варианте – ударение падает на последний слог, вот и получается явная двусмыслица. А в моем – на первый, обратили внимание?
– Теперь обратила, – обрадовалась Савская. – Какая прелесть! Жалко, что я Мальвинке уже дала имя. Можно было бы назвать ее в честь моего дикого возлюбленного. Может, оставить ей это имя как фамилию? Мальвина Ариадновна Йети! Звучит! Выглядит как что-то заграничное и аристократическое. Или нет. Так я назову своего малютку, если он у нас будет. Очаровательно! Ой, а если это будет двойня или тройня? От зверя часто рождается многочисленное потомство! У меня будет много маленьких, пушистеньких йетят! А Мальвинка их будет воспитывать! Ну не прелесть?
Ариадна Федоровна призывно посмотрела на Комарова, словно предлагая вместе с ней порадоваться ее счастью и слегка позавидовать столь удачному стечению обстоятельств. Комаров уже давно понял, что от сегодняшнего допроса толка не будет. А теперь, когда Савская стала нести чушь прямо-таки опасную, он понял, что на сегодня – достаточно. Из опасений, что убийца Пенкина расправится с бедной сумасшедшей, Костя запер Ариадну Федоровну в камере. Да она особо и не сопротивлялась. Правда, несла что-то про ревнивца, облаченного властью, который хочет овладеть прекрасной девой и убить ее зачарованного принца, но Костя уже не слушал. Он думал о том, какие следующие шаги ему предпринять, чтобы быстрее закрыть это неприятное и запутанное дело.
– На сегодня вы свободны, – отпустил он Маринку, – больше допросов не предви…
Омерзительный грохот, раздавшийся за окном, прервал его на полуслове. Костя заметался между камерой, где сидели
Савская и Мальвина с черепом и окном. Сначала ему почудилось, что Мальвина с черепом убежали и напали на Мухтара. Потом он решил, что настоящий убийца предпринял попытку к вооруженному захвату Ариадны Федоровны и приехал за ней на танке – как вариант – вертолете. Потом он наткнулся на удивленный взгляд Маринки и остановился.