Аниськин и снежный человек
Шрифт:
После удачного допроса Райнера заперли в землянке, в надежде через пару дней отправить самолетом за линию фронта. Райнер об этом не знал. И ожидал самого худшего. Партизанская землянка – ненадежная тюрьма, и немцу удалось бежать. Бежать-то он бежал, да вот к своим не попал. Сначала он просто боялся являться пред ясные очи начальства: он прекрасно понимал, что за те сведения, которые он дал партизанам, его по головке не погладят. Потом, терзаемый муками голода, решил сдаться, но немного припоздал: к тому времени наши уже освободили деревню, и от его соотечественников и следа не осталось.
Райнер пошел в направлении к линии фронта, но эта самая линия убегала от него с невиданной силой, и он окончательно заплутался. От всего пережитого у него в голове все смешалось, Райнер уже не понимал, кого он боится больше, бывших своих или хозяев этой земли. Муки голода довершили работу, начатую хулиганским поступком судьбы. Бывший солдат стал люто бояться людей. Даже не самих людей, а пыток, которым могут подвергнуть его эти люди. В безлюдном лесу вырыл он себе землянку и стал жить, наподобие Робинзона Крузо. Питался, в основном, мясом. Кроме довольно крупных зверей и птиц, пойманных с помощью силка, не брезговал мышами и лягушками.
В минуты просветления страх перед людьми немного ослабевал, тогда Райнер с величайшей осторожностью воровал в ближайшей деревне, которой по иронии судьбы оказался Но-Пасаран, одежду и овощи. Бывало, что он сталкивался с людьми нос к носу. В эти моменты имидж лесного духа приходился ему очень кстати: ни у кого не возникало желания вступить с ним в конфликт, встречные просто и незатейливо брали руки в ноги и драпали, что есть силы. Или застывали в шоке. В таком случае драпал Райнер. Часто он любил наблюдать за стадом: только пастух задремлет, Райнер подползал к ближайшей из коров и сдаивал молоко прямо в рот. Щедрые Буренки уже привыкли к нему и не боялись. Воровство старушек для гарема он тоже отрицал. Какое воровать, если женщина – тоже немного человек, а людей он боялся.
А несчастный и не догадывался, что все село знает о его существовании. Не подозревал он и о том, что его принимают за русского лешего. Вера но-пасаранцев в существование Лешака играла ему на руку: сельчане обменивались новостями о выдоенных коровах, раздетых чучелах, украденном хлебе, но им и в голову не приходило поймать воришку. Какой же здравомыслящий человек будет склочничать с лешим из-за корочки хлеба?
Так бы и вековал себе спокойно в русском лесу бывший немецкий солдат Райнер Ангермюллер, если бы не новый участковый Константин Дмитриевич Комаров. Чего боится тот, кто верит в существование духов леса? Неизвестности. Незнания логики и характера поступков этих духов. Способности к перевоплощению и непредсказуемости. Костя же относился к неизвестному лесному жителю как к умному, хитрому, но вполне реальному существу. И он чувствовал себя человеком – то есть существом более мудрым и сильным.
Впрочем, так оно и было. При близком рассмотрении Райнер оказался стариком среднего роста и телосложения. Костя сам удивлялся, как это он видел в нем довольно крупное чудовище. Видать, верна поговорка: у страха глаза велики.
Когда Костя клятвенно заверил Райнера, что пытки на территории России запрещены законом, просветление, которое находило на беднягу временами, прочно водворилось в его черепной коробке, а агрессия по отношению к роду человеческому сменилась расслабленностью и умилением.
Калерия привела в порядок лохмы на голове Райнера, Костя сам сводил его в баню к Анне Васильевне, помог отрезать бороду и побриться. И вот перед ним предстал худощавый старичок, в котором ничего, кроме слегка диковатого взгляда, не выдавало бывшего йети. Больше всего Костю поразило то, что Райнер находился в прекрасной физической форме. Никаких следов старческой немощи или хронических заболеваний не было и в помине, зубы хоть и не были безупречной белизны, но зато просто были, были в полном составе и полном порядке.
Единственное, что бросалось в глаза, это хромота. Еще односельчане заметили, что Райнер, будучи Лешаком, прихрамывал на левую ногу. Эта-то хромота и являлась основным подтверждением его лешачьей породы. Костя, как смог, расспросил задержанного и узнал, что хромота досталась ему от рождения. Поэтому его и взяли-то на фронт в самом конце войны. Когда брали совсем молоденьких мальчишек и инвалидов, способных держать в руках оружие.
Костя не был уверен, но неплохую физическую форму Райнера вполне можно было объяснить здоровым образом жизни. Все врачи и диетологи в один голос рекомендуют раздельное немудреное питание и сон на свежем воздухе!
Немец неплохо понимал русскую речь и даже мог вполне толково объясняться на смеси русского языка и жестов. Он довольно подробно рассказал о своем житье в Заповедном Лесу, легко признал мелкие пакости в виде хищения одежды с чучел и молока из-под коров. Но вот что касается убийства и похищения Савской… Может, он был не так уж и прост, как казался, может, не совсем понимал смесь из русско-немецкой речи Комарова, но когда Костя начинал говорить об актрисе и дальнобойщике, Райнер только стыдливо щурился и чередовал русское «не понимай» с немецким «nicht versteheh».
Комаров ничего не понимал. Он не думал, что Ангермюллер так хитер, что может признать мелкие грешки, легко раскрыть свое инкогнито и так талантливо изобразить непонимание в вопросе об убийстве. Если тот и играл, то вдохновенно. Нервно подрагивал ресницами, старательно таращил свои круглые, выцветшие от старости глаза. Значит, не так-то он был прост. И небезопасен. Поэтому Комаров изменил своему первому порыву и не отправил пленника в «Улыбку», а запер в камере. По меркам прожившего столько лет в землянке человека, и в КПЗ условия были не хуже, чем в доме престарелых.
Необходимо было нащупать ту струнку, на которой можно было сыграть и заставить Райнера признать свою вину. Конечно, можно было бы пригрозить пытками, но Костя боялся, что просветление, которое нашло на задержанного, опять поглотит мрак сумасшествия. К тому же он просто жалел бедного безумца. Тот был достаточно наказан за все грехи молодости.
Костя вспомнил, что у него со вчерашнего вечера не было и крошки во рту и решил сбегать домой перекусить. Печально, но на голодный желудок он соображал значительно хуже, чем на сытый.