Анклав
Шрифт:
– М-да, не буду тебя больше будить…
– Ох, прости…
– Кошмар приснился?
Она впилась нехорошим взглядом в Ловчего:
– Угу.
– Про него?
– Ну… Нет. Но про то, что его Волки со мной делали.
– Ты же говорила, что он первым пользовался всеми женщинами.
– Нет. Если кто-то притаскивал женщину, она принадлежала ему. Да, у него было право забрать себе добычу, но он им редко пользовался. Щедрый был…
Ее аж трясло от ненависти.
– Он только ради тебя сделал исключение.
– И ты винишь его в том, что тебе он не помог.
– Да!
– А на что ты годишься? Ты умеешь драться? – послышался голос Ловчего.
Он лежал сразу за Невидимкой. Я не заметила, как он проснулся, хотя Теган говорила громко, от таких криков сложно не продрать глаза.
– Охотиться умеешь? Одежду шить? Что-нибудь вообще полезное делать?
Теган смерила его злым взглядом и прошипела:
– Нет!
– Ну вот видишь. Ты годишься только на то, чтобы размножаться. А моя задача – держать стаю сплоченной. Чтобы детеныши охотились вместе и не разбегались, – заявил Ловчий.
Он сел и провел ладонью по светлым волосам. Они у него были прямо как у Перл – казались еще светлее на солнце и сейчас торчали вихрами.
– И я сумел это сделать. Лучше, чем прежние вожаки.
– Ага, а потом бросил их умирать. Потому что струсил возвращаться в одиночку.
Ловчий кинулся на нее, но Невидимка цапнул его за плечо и чувствительно встряхнул:
– Заткнитесь, оба.
Я прислушалась – неужели кто-то идет по нашему следу?.. Но услышала лишь стон ветра в опустевших комнатах. Вскочив, я скатала одеяло и подхватила сумку.
– Значит, так, – строго сказала я. – Вы оба должны позабыть, что между вами случилось раньше.
Теган аж лицом почернела, но я вскинула руку:
– Иначе мы никуда не дойдем. Вы думаете, мне легко? Я вообще могла бы лежать в тепле и безопасности на собственном мягком тюфячке и ни о чем таком не беспокоиться. Просто выполнять приказы и жрать от пуза. Но я здесь, на Поверхности, и мы идем, день за днем, и я не знаю, что ждет меня завтра, найду ли я пищу и воду и место для ночлега или проснусь с чьим-нибудь ножом у горла. Мне – нелегко. И чем дальше мы будем уходить от знакомых мест, тем тяжелее нам будет. Мы не знаем, что нас там ждет. Вообще ничего не знаем! Так что либо вы все начинаете с начала, либо… либо не начинаете. Но я больше такой ругани не потерплю. Если бы я не оставила позади то, что потеряла, я бы сошла с ума. Так что предлагаю вам двоим сделать над собой усилие и последовать моему примеру.
Меня все это не на шутку разозлило.
Потом я отвернулась и расстегнула рубашку. Вытащила из рукава руку и осмотрела укус. Надо было бы заняться раной еще вчера, но сил не хватило. Кожа вокруг раны стала красно-фиолетовой, разодранные края раздулись и саднили. М-да, непонятно, чем это все может обернуться… Я промыла рану водой, обтерла и полезла в сумку за мазью. Пахла она так же ужасно, как и когда Флажок вручила мне банку. Брр, какая липкая. И противная… я наложила ее на рану, и кожа отозвалась огненной болью. Я зашипела, глаза непроизвольно наполнились слезами,
Уроды вполне могли уничтожить анклав Колледж – ведь старейшины наплевали на наши предупреждения. И я никогда не узнаю, что сталось с Камнем и с Наперстком, и боль тревоги за них грызла меня не меньше, чем боль от раны. Перевязывать ее я не стала – еще чего. Просто натянула сверху рукав. Болело долго, я даже припомнила врачебные изыскания Пилы, нашего лекаря. Но, как говорила Шелк, «то, что тебя не убивает, делает тебя сильнее». У Хранителя слов была книжка с подобными фразами, принадлежащими какому-то мудрому человеку. Имя я, правда, забыла.
Вздохнув, я поела еще кукурузы и вскрыла другую банку. Оттуда пахнуло мясом, ну, таким, нарубленным. И чем-то еще. Про себя я подумала: «А, была не была!» Поела и оттуда. Потом попила воды и пустила бутылку по кругу. Остальные паковались. Я вышла из кухни и зашагала к выходу.
Темнота мягко накрыла и обняла меня. Целебный, прохладный ветер с запахом дождя нежно тронул кожу. Хотелось бы надеяться, что дождь пойдет не сразу… Мне не очень понравилась наша первая ночь на Поверхности: вода хлестала, струи впивались в кожу тысячью крохотных иголок. Тело до сих пор горело, лицо болело, и не только из-за того, что Теган врезала мне по скуле. Кстати, синяк появится, как пить дать. Хороший у нее удар, точный.
Ловчий догнал меня на ступенях. В тени он казался не таким страшным на лицо, темнота скрывала шрамы и жутковатую раскраску. Я заметила, что цвет не смылся, несмотря на умывание и все такое. Интересно, что это за краска такая…
– Я сделаю это, если она это сделает, – хмуро сообщил он.
– Что?
– Начну все сначала. Когда я был с Волками, я делал то, что должен был делать. Теперь все поменялось. И я понимаю это. Я понимаю, что я – больше не вожак.
Я подумала над его словами. В чем-то мы с ним похожи. Он может подстраиваться под обстоятельства ради того, чтобы выжить. Это не то же самое, что грубая сила, но тоже сила.
– На самом деле никто из нас не вожак. Мы должны держаться друг друга.
Он задал следующий вопрос – похоже, предыдущую тему он посчитал исчерпанной.
– А что значат твои шрамы?
Сначала я удивилась: откуда он про них знает? Потом поняла: ну да, он же смотрел, как я рану обрабатываю.
– Они означают, что раньше я была Охотницей.
Он недоуменно воззрился на меня, и я пояснила:
– Помнишь, я сказала, что если вырасту сильной и храброй, то буду сражаться с Уродами, защищая анклав?
Он кивнул.
– Вот это я и имела в виду.
– То есть это знак того, что ты защищаешь людей, – медленно проговорил он. – У Невидимки точно такие же.
– Ну, у него теперь шрамов прибавилось…
Я это произнесла безо всякого намека на обвинение. В конце концов, я же первая потребовала, чтобы он оставил прошлое позади и начал все сначала.
– Это точно…
И тут я неожиданно для себя спросила:
– А что значат твои шрамы? И краска?
– Это не краска, – ответил он. – Это чернила.