Анна Фаер
Шрифт:
И всё. Он сказала только это, но мы с Димой многозначительно переглянулись. Макс счастлив! Мы с Димой его ещё никогда не видели счастливым. На самом деле счастливый Макс от обычного почти не отличается. Но сияние его глаз, говорит само за себя. Они сияют, только когда он счастлив. И судя по тому, как дрожат в его глазах весёлые огоньки, сейчас он счастлив безумно.
– Давайте петь! – сказала я.
Во мне было столько радости, что её непременно нужно было как-то выплеснуть наружу. И я запела какую-то незатейливую песенку, которую
Дима, который знал слова, запел тоже. Дима, между прочим, поёт очень неплохо. Не так хорошо, как Макс, но гораздо лучше меня. У меня же нет никакого слуха. Это феноменально! У меня абсолютно нет слуха. Я могу ценить музыку, могу различать хорошие песни от плохих, но сама воспроизвести не могу ничего. Чтобы объяснить вам, насколько всё плохо, я просто расскажу о том, что бывает со мной каждый раз, когда я прихожу на какой-нибудь концерт. На концерте, рано или поздно, зрители начинают хлопать. И я тоже. И, как бы я не старалась, я всегда хлопаю не в такт. Со стороны, наверное, смешно.
Но, когда на сердце так радостно, что молчать нет сил, начинаешь петь, даже если нет ни голоса, ни слуха.
– Не могу слушать, как ты фальшивишь,- шутливо скривил лицо Макс.
И тогда он запел. Не так запел, как он поёт мне, когда я грущу. Теперь он пел во весь голос, он почти проорал песню. И мне сразу же стало всё ясно. Он притворяется, что у него нет никакой энергии! Её у него полно. Человек-выжатый лимон не может петь так, как это делает он.
– Ничего себе ты поёшь! – присвистнул Дима, который ещё никогда не слышал настоящего голоса Макса.
– Он и на гитаре играет замечательно! – добавила я, а потом улыбнулась. – Он играет дьявольски хорошо!
– Да? Почему ты не рассказывал? У меня есть барабаны! Мы должны сыграть как-нибудь вместе! Было бы так круто! А ты ещё и поёшь, и…
Макс понял, что ему нужно срочно спасаться. Он безошибочно нажал на слабую точку Димы.
– Может, поедим?
– Поедим? Но все магазины ведь закрыты. А я так голоден! Но мы же должны поесть! Ночью вся еда становится вкуснее. Где бы нам что-нибудь достать? – совершенно забыв обо всём, говорил Дима.
Я тихо улыбалось тому, как же легко отвлёк его Макс.
– Смотрите! – крикнула я.
Мы проходили мимо заправки, которая, как и всё остальные заправки во всём мире, работала даже ночью.
Мы зашли в маленькое помещение, окинули всё внимательным взглядом, в то время как продавец окидывал внимательным взглядом нас. Наверное, у него дрожали коленки, и он решил, что банда подростков, вооружённая острыми, как ножи, улыбками, решила его ограбить. Но вместо этого Дима указал пальцем на хот-доги и сказал:
– Вот!
Мы выгребли все деньги, которые были разбросаны по карманам наших курток. Хватило не только на подозрительного вида хот-доги, но и на литр кока-колы. Вот теперь Дима был по-настоящему счастлив.
Мы вышли на улицу.
– Любишь кошек? –
– Конечно. Люди, которые говорят, что не любят кошек, врут.
– А ты замечал, что на заправках никогда нет кошек, но всегда есть хот-доги? – Макс заиграл бровями.
– Иди ты!
Я разразилась хохотом. Потом откусила кусочек хот-дога и с видом знатока заявила:
– Никакой кошатины. У кошатины вкус совсем другой.
– Ты пробовала, да? – Макс криво улыбнулся.
– Ещё только слово,- пригрозила я.
А он встал прямо передо мной, широко улыбаясь.
– Иначе что?
Недооценивает меня! Вы только подумайте!
Я, что есть силы, потрясла бутылкой кока-колы, и, не успел он ещё ничего сообразить, как оказался полностью облитым. Правда, закончилось тем, что я тоже была вся мокрая и липкая. Но нам было весело, а вот Диме не очень.
– Ну, вы чего? Совсем больные? Я же пить хотел!
– Перехотел,- беззаботно пропела я. – Пойдёмте скорее! Я хочу оказаться в центре! Там ведь сейчас так тихо и спокойно! Это же бывает так редко!
– Всего лишь каждую ночь,- ухмыльнулся мне Макс.
– Помолчи! Наслаждайся лучше видом. Ночной город такой красивый!
Мы шли тихо по улице, а город спал. И я не была его частью. Нет, мы были вне этой системы. В каждом доме, в каждой квартире кто-то спал. Потому что так принято, что ночью нужно спать. Но мы вырвались из этого круга. Мы отделились от той массы, что засыпает тогда, когда это принято.
В небе сверкали звёзды, и скромно сияла луна. Фонари у дорог освещали нам путь. И больше ничего. Город был мёртв. Я раньше и не подозревала о том, что каждый вечер он умирает, а утром делает вид, что ничего не произошло. Одним словом, мы существовали отдельно от города, а он отдельно от нас.
Как только мы добрались до главной площади, я тут же легла на землю. Куда ещё идти, когда ты ровно на середине площади? Завтра днём так беззаботно здесь не за что полежать не удастся. Я, очень глупо улыбаясь, смотрела в небо. Сегодня оно удивительно красивое. Днём не было облаков, поэтому звёзды сейчас видны очень хорошо. И луна просто огромная. И жёлтая, по-настоящему жёлтая. Может, даже немного золотая. Но это неважно. Даже если бы она была бледной и совсем некрасивой, она бы мне нравилась. Луна – это тоже солнце. Просто она светит только ночью.
Правда, я больше люблю месяц. О нём все постоянно забывают. Его недооценивают, а он тоже хорош. Особенно когда звёзд ещё нет и солнце не село, а он уже висит в небе, такой белый и холодный. Да, смотреть на ночное небо, - это удовольствие! Это как море. Нет, моря мало, это как океан! Именно! Прекрасным, как океан, может быть только небо и, пожалуй, только ночное.
Я потянулась, лёжа на остывшим асфальте городской площади.
– Ты чего? – засмеялся Макс.
– Хватит валять дурака. Простудишься ведь,- стал надо мной Дима.