Анна, Ханна и Юханна
Шрифт:
Вечером он спросил Хенриксена, сколько стоит такая машина.
– Около пяти тысяч крон, – ответил тот.
Для мальчика это была немыслимая сумма. Он попытался представить себе пять тысяч крон в виде сияющей груды монет, лежащих на полу. Не достанет ли она до потолка?С этого момента Рагнар начал откладывать каждую монетку.
* * *
Уже несколько лет Йон Бруман выполнял свое тайное обещание и не прикасался к Ханне в постели. Ей
Старая Анна овдовела, но продолжала жить одна в своем доме. Сыновья ее уехали в Америку, и она сдала свой участок соседям. Зима в год смены столетий выдалась очень жестокая, и Йон с Ханной уговорили старую повитуху переехать к ним на мельницу. Оба надеялись, что она принесет с собой хорошее настроение, и очень огорчились, когда наступила весна, и Анна решила вернуться в свой дом.
Бруман был мрачен, возвратившись домой после того, как помог Анне перевезти вещи. Его стали обуревать прежние тяжелые мысли. Они с Ханной снова остались одни, и под крышей их дома опять повиснет свинцовое молчание.
С годами Йон Бруман становился все более немногословным, к тому же он понимал, что никогда не был с женой особенно близок. Он молчал теперь неделями, а если и говорил что-то, то обычно от злости. Как правило, это было замечание жене за болтливость.
«Трещишь, как гадалка» или «Бормочешь, как столетняя старуха».
Заботили их и другие беды и неприятности. В округе одно за другим разорялись хозяйства, люди уезжали, усадьбы пустели. Муки – даже в закромах мельника – становилось все меньше и меньше. Семья теперь зависела от картошки, овса и рыбы.
Большое волнение причинял и кризис в отношениях с Норвегией. В газетах, которые Йон два раза в неделю покупал в лавке Альварссона, все чаще писали о нарастающих противоречиях и трудных переговорах. Вражда начала касаться и отношений между простыми людьми. Рагнар, приезжавший домой раз в месяц, рассказывал о ругательствах, которыми осыпают каждого шведа по ту сторону границы. Когда Астрид как-то раз приехала в гости к сестре вместе с мужем, они все избегали говорить о политике. Хенриксен был молчаливее, чем обычно, и Бруман понял, что и сам норвежец теперь боится того, что могло вскоре произойти.
Муку в Фредриксхалл отныне возил Рагнар. Бруман, с одной стороны, вздохнул с облегчением, избавившись от этой тяжкой обязанности, но, с другой стороны, скучал без этих поездок.
Весной Бруман, чтобы как-то перебиться, взял ссуду в банке Фрамгордена. Помог и Рагнар из своих сэкономленных денег. Дела у него шли хорошо, очень хорошо. Арне Хенриксен говорил:
– Если бы он не был шведом, я бы сделал его своим компаньоном.
Лето выдалось холодное и дождливое, из-за чего большую часть времени они сидели дома. Они простили друг другу старые обиды. Бруман снова стал сильно кашлять по ночам, когда одиночество особенно сильно его донимало. В одну из
Она приняла его с радостью – видимо, одиночество замучило и ее. Близость еще больше смягчила их. Когда на исходе лета стало наконец солнечно и тепло, близость снова вошла у них в обычай.
В ноябре к ним вернулась старая Анна, они приветствовали ее крепким кофе и свежеиспеченным белым хлебом. Анна принесла с собой большую новость. Андерс Ольссон, младший брат Августа и родной дядя Ханны, пришел к Анне и предложил ей продать ему усадьбу. Андерс много лет проработал на верфи в Фредриксхалле, скопил денег и решил теперь вернуться на родину.
– Но он же никогда здесь не жил, – удивленно сказала Ханна. – Он же родился в Норвегии, как и его отец.
– Я спросила его и об этом, – сказала Анна. – Но он ответил, что теперь настали такие времена, что Швеция стала единственной родиной для шведов.
Ханна тотчас посмотрела на Йона, вспомнив о Рагнаре.
– Рагнару тоже придется принимать такое же решение, – сказал Бруман. – Его скоро призовут в шведскую армию.
– Ты думаешь, будет война?
– Нет, просто вышел новый закон о воинской повинности.
Будет ли Анна продавать дом? Появление нового крепкого хозяйства в округе имело, конечно, большой смысл. Оно означало, что в Дале еще теплится жизнь. У Андерса Ольссона было четыре сына и три дочери. Старший сын уже купил усадьбу Свакан близ Троллосена. Несколько лет хутор был в запустении, но зато возле него были отличные пастбища.
Анна понимала, куда клонит семья мельника, и усердно кивала, она и сама уже давно об этом думала. Но не хуже того она знала, чего хочет сама.
– Я хочу отдельную комнату, чтобы могла обставить ее своей мебелью. За проживание я буду регулярно платить.
– С оплатой пусть все останется как есть, – сказал Йон.
– Ты можешь расплачиваться работой, – сказала Ханна.
– Я отлично понимаю, что вам нужны деньги, – сказала старуха. – Я пришла и связала вас. Но я не стану вам в тягость, все будет так, как мы договорились.Отплыв в лодке на середину озера, Йон был почти счастлив. В сеть попали две большие щуки. Вот Анна и свила себе гнездо, подумалось ему.
Эта новая радость продолжалась уже несколько месяцев. В кухне варили, жарили и парили. В воздухе носились приятные ароматы, а кухня звенела женскими голосами. Но когда наступила осень и дневной свет потускнел, Анна поняла, что происходит с Ханной.
– У вас скоро будет еще один ребенок, – сказала она Бруману. Голос ее был бесстрастным, взгляд строгим и осуждающим, но, видя отчаяние Йона, старая повитуха смягчилась. – Будем молиться Богу, – сказала она.
Бруман, мучимый страхом и чувством вины, отправился погулять в лес. «Господи Боже мой», – сказал он вслух и умолк, не зная, что говорить дальше. Последний раз он молился в детстве, да и тогда это ему нисколько не помогало.