Аннигиляция
Шрифт:
Разлука ранит, встреча лечит
На меленковском вокзале толпились все обитатели заимки лесника: Николай Дмитриевич Буянов, его жена Мария Петровна, Лиза с дочуркой Катюшей и спасенные Наташей дети, Коля и Настенька.
Из вагона на перрон вышли трое. Юра, не сдержав эмоций, бросился к жене, подхватил ее на руки и прижал с такой силой, что она громко ойкнула, испугав малышку, дремавшую на руках у Петровны. Лиза плакала от счастья, а Катюша, ничего не понимая, верещала на весь перрон.
Настя
Пока женщины приходили в себя от нахлынувших чувств, Феликс и Митрич крепко, до хруста костей обнялись.
– Ну что, все неприятности позади? – поинтересовался лесник.
– Те, что были, – позади, а что будут, – впереди, – отшутился Феликс. – Дай-ка я на тебя погляжу. Ничуть не изменился. Какова борода, а усы! – и Саенко, вновь обняв лесника, похлопал его по спине.
– Гляжу, ты с Натальей приехал, – слегка покашливая от крепких объятий, поинтересовался Буянов.
– Что было – то сплыло. Чего старое поминать. Мир да любовь.
– Так и я за то. Ну что, будем грузиться? Я, как знал, на двух подводах приехал, всем места хватит.
– А может, чего купить? – спросил Юра.
– Можете, коль желаете да есть на что. У нас-то, пока Неволя страной правил, во всем дефицит был. Да и жалование никому не платили. По карточкам отоваривали. А сейчас – «бери не хочу». Лишь бы деньги были.
Феликс окинул взглядом привокзальную площадь, окруженную ларьками, и сказал:
– Мы гостинцев привезли. Но если что для хозяйства надо, ты, Николай, скажи.
– Лошадь и телегу вторую нужно. Мы, чтобы ехать за вами, в лесхозе взяли, – озвучила потаенное желание лесника Лиза.
– Да ты че, дочка! Коняка деньжищ стоит! Не слушай ты ее, Сергеич.
– А где можно это купить?
– Да на сельхозрынке. Тут недалеко. Тетя Мария, скажите мужу, чтоб поехали туда.
Купив кобылку-трехлетку, новенькую телегу и целую гору хозяйских мелочей, обоз постучал по асфальту железными ободами колес.
Дальняя дорога располагала к беседе, и Митрич спросил:
– Что, Юра, дальше делать будешь? В Москву поедешь, аль еще куда?
– А если я с вами хочу остаться, в лесу жить, нельзя?
– Отчего нельзя, можно. Места у нас на всех хватит.
– Нет, Николай, на нас с Наташей не рассчитывай, – опережая вопрос лесника, заговорил Феликс, – мы на пару дней. Сам видишь, где страна оказалась. Работы невпроворот. Так что я и Наташа с детьми уедем.
– На праведное дело не смею задерживать. Делай, как сердце да разум велят. А может, сам у руля стать желаешь?
– Если на референдуме примут новые правила выборов правительства, подам свою кандидатуру. А если россияне решат остаться при старой избирательной системе – значит, рабство у нас в крови, и мы не готовы жить
Юра, не сдержав эмоций, бросился к жене, подхватил ее на руки и прижал с такой силой, что она громко ойкнула, испугав малышку, дремавшую на руках у Петровны.
Родители уходят в вечность – это скорбь, а дети – трагедия!
Беседу мужчин прервал Шайтан. Он остановился у края дороги и остервенело лаял в сторону зарослей.
«Какой-то лай у собаки особенный – высокий. Видать, человек чужой рядом», – решил про себя лесник и осадил лошадь. За ним остановились и остальные телеги обоза.
Митрич спрыгнул с телеги, достал двустволку и, бросив: «Вы пока посидите, а я гляну, что к чему», – ушел за собакой.
Вернулся минут через пять, неся на руках чуть живого олененка.
– Сергеич, освободи немного места, чтоб уложить зверя, и пойдем со мной. А ты, Юра, ноги олененку стреножь, пока мы за ейной мамкой сходим.
Все с нетерпением стали ждать, а мужики все не возвращались. Прошло немало времени, пока люди, сидящие на подводах, увидели медленно идущих Митрича и Феликса. Видимо, ноша была не из легких.
– Мать с ребятней в силки попала, – подходя к обозу, известил лесник. – Браконьерничает народ. На звериной тропе петель наставили. Во дела! Да если бы с голодухи, ан нет, на базар, да в кафешки мясо снесут. Вновь вернулись лихие девяностые. Все по-быстрому денег срубить хотят. Так что, Юрка, работы нам много предстоит переделать.
– Николай, так оленят двое должно быть, а ты одного принес, – удивилась Петровна.
– Второго Шайтан спугнул, – ответил лесник.
– Ничего, думаю, не пропадет. Они в это время полностью на подножном корме. Давай, мать, через лесхоз пойдем. Дичь сдадим в холодильник, а раненого олененка ветеринару на лечение оставим.
Получив в награду за бдительность добрый шмат оленьего мяса, обоз продолжил путь к дому.
Настя, жавшаяся к Наташе, вдруг спросила:
– Мама, а кто этот красивый дядя?
– Это мой муж. Его зовут Феликс.
– Мама, а можно я у тебя на ушко спрошу?
Наталья склонила голову к девчушке.
– Если Феликс тебе муж, значит, он мне папа? – прошептала малышка.
– Феликс, Настеньку интересует, если я ей мама, а ты мне муж, то она твоя дочь?
– Да, Настенька, я твой папа.
– И мне ты папа? – радостно спросил Коля.
– Выходит, что так.
– Ура! – закричали дети и с двух сторон обхватили Феликса.
Петровна, наблюдавшая за этой сценой со второй подводы, утирала слезы умиления.