Аннигиляция
Шрифт:
Домой прибыли часам к пяти вечера. Митрич обязал Юру заняться баней, а сам с Феликсом на новой телеге отправился за сеном. Добравшись до покоса, на берегу большого лесного озера, мужчины спешились. Николай вручил горожанину грабли и вилы, а сам, достав из-за голенища сапога точильный камень, подправил косу. Плавными, размеренными, широкими движениями, поворачивая корпус из стороны в сторону, косарь стал укладывать в валки душистое зелье, удаляясь в высокие травы, как в тоннель, а за ним ложилась зеленая волна.
Картина косьбы унесла
«Так же косили траву дед Михаил и дед Павел. Дома их стояли у реки, за огородами простирался луг. Там и косили траву мои старики с мая и до конца сентября.
Трава на влажной почве росла буйная. После покоса они купались в реке. Вот только Михаил в Каменке, а Павел в Друти, обе речушки питали былинный Днепр. Вечерами, между покосами, оба деда любили порыбачить. Михаил «хваткой», а Павел «пауком». Но выглядело это абсолютно одинаково. Старики опускали снасти в воду, а сами усаживались на перевернутое ведро и сидели, наслаждаясь покоем. К середине сетки они прикрепляли марлевый мешочек с белым хлебом или кашей. Это была приманка для рыбы. В сеть заходила всякая рыбешка и множество раков. Ловили не долго, от силы час, но этого было достаточно, чтобы в нужный день к столу была рыба…
И мне сейчас хорошо! Хорошо оттого, что неделю назад я не мог о таком и мечтать. Завтра с утра пойду рыбачить, – решил Феликс. – Ради этого стоит жить! И чем чаще мы будем общаться с природой, тем чище будут наши помыслы».
На этой оптимистичной ноте он принялся собирать сено в небольшие стожки.
Потом Митрич взял кобылу под узду и стал переходить от стожка к стожку, а Феликс загружал сено на телегу. Его собралось много, выше человеческого роста.
Ничто так не лечит душу и не заряжает тело, как природа
– Ну что, хозяйка, все дела поделаны? – спросил лесник по возвращении домой. – Юра, а ты баньку истопил?
– Все готово, Николай Дмитриевич. В парилке дух каленый, в чанах вода парит, квасок березовый играет. Только вас и ждет, чтобы пробку из бутыли вышибли.
– Тогда айда мыться! Мать, кто первой идет? Мужская или женская половина?
– Начинайте вы, мужики. Самый жар на себя заберете. А мы в аккурат стол накроем.
Распаренные до цвета заходящего солнца, чистые до скрипа, сомлевшие до истомы, мужчины от мала до велика сидели на лавке подле бани. Бутыль с квасом и большая долбленая кружка стояли рядом на грубо отесанном табурете. Никто не шевелился, хотя пить хотели все. Пар да березовый веничек много на себя человеческого пота взяли. Юра не выдержал первый, встал и потянулся к прохладительному напитку, чтобы подать остальным. Пили квас по очереди. Сначала шумно похлебал Коля, затем хозяин осушил литровую емкость в пять глотков, за ним Феликс и Юра. По телу пуще прежнего растеклась истома.
– Как прекрасна жизнь! Чего людям неймется? Лезут по головам, топчут друг друга, а дорвавшись до власти, гнобят себе подобных, –
– Умно говоришь, парень! – похвалил его Митрич.
– Многие помирают, так и не поняв смысла своего на земле. А ты вон как: из Москвы бежишь. К земле-кормилице коленями припасть хочешь. – Немного помолчав, заговорил, обращаясь к Феликсу. – А что ты, светлая твоя голова, за метод такой придумал власть выбирать? Расскажи-ка мне, а я послушаю.
Тут к ним присоединилась, прикрытая простынею, Петровна.
– Кто мне кваску плеснет кружечку, а то сил моих нету, бутыль в руках не удержу.
Юра наполнил кружку, передал хозяйке, и все стали слушать Феликса.
– Если заранее готовить власть, то есть кандидата, тот всегда обрастает заинтересованными людьми и, как следствие, ведет к созданию корыстных взаимоотношений. Вот вам коррупция, стяжательство, диктатура.
А мой метод прост и не требует затрат на предвыборные кампании. К тому же ни у кого не возникнет желания любой ценой убрать оппонента или подтасовать результаты.
– Это ты про што, Феликс?
– Тихо, мать, я потом тебе все поясню, – цыкнул на жену лесник. – Мы слушаем тебя, Сергеич, продолжай мысль.
– Кандидаты могут быть как самовыдвиженцы, так и из общественных объединений. Их может быть сколько угодно. Все желающие попадают в барабан и из них выбирают одного. Он и будет лидер.
– А коли прохиндей какой или еще хуже – бандит выпадет, что тогда? – углублялся в процесс Митрич.
– Таких до барабана правила не допустят.
– Резонно. Тогда по многим заковыкам отфильтровать получится, – подвел итог Николай.
– Феликс, я все поняла. Заканчивай лекцию, и все идем к столу, – прекратила дебаты Петровна.
Одевшись в свежее белье, так и уселись вокруг обеденного стола в гостиной. Отужинав отварной картошечкой с поджаркой из оленины с морковью и луком, да запив все простоквашей, разошлись отдыхать.
Феликс отозвал в сторонку лесника и спросил:
– Николай, можно мы с Натальей на сеновал пойдем?
– Соскучился по землице родной, по дому, на сеновал потянуло? Так я только за, – и добавил шепотом: – На сеновале самые крепкие дети получаются.
Феликс ничего не ответил на то, взял у Петровны простыни и подушки и увлек Наталью за собой.
Они ничего не говорили друг другу, понимая без слов. Наташа хотела мужа, не так как когда-то мужчину. Она хотела мужа, как половинку, подаренную Богом.
А он хотел жену, как хочет мужчина женщину, от которой желает детей. Слова маленькой Насти и крики Коли: «Ура! Ты наш папка» только усилили это заложенное природой желание.
Они слились в одно целое, и даже истошные крики перепуганных котов, выразивших свое возмущение захватом чужаками их насиженной территории, не стали им помехой. Блеснув глазами, хвостатые сиганули откуда-то сверху и умчались, с грохотом опрокинув какие-то ведра.