Аннигиляция
Шрифт:
Вопрос о том, что делать с башней, стал первым серьезным поводом проверить, готовы ли мы идти на компромисс.
– По-моему, не следует зацикливаться на туннеле, – сказала антрополог. – Предлагаю еще осмотреться, собрать больше данных, обследовать маяк, а уже потом вернуться туда.
Самый простой и безопасный вариант – очень ожидаемо и отчасти пророчески со стороны антрополога. Хотя составление новых карт мне с самого начала казалось ненужным, я не могла отрицать, что на старых никакой башни нет. Чего еще там не хватало?
– Туннель, – взяла слово топограф, – потенциальный источник угрозы. Пока
Она служила в армии и сейчас мыслила по-военному – весьма кстати, надо сказать. Я-то полагала, ей как топографу важнее всего картографирование. Тем весомее звучало ее предложение исследовать башню.
– Мне не терпится изучить местную экосистему, – сказала я, – но раз «туннель»… или «башня», еще неясно… отсутствует на картах, это что-то да значит. Либо карты подчистили намеренно… что само по себе может служить предостережением… либо прежде здесь и правда ничего не было.
Топограф взглядом поблагодарила меня за поддержку, хотя я руководствовалась совершенно иными соображениями. Я никак не могла отвязаться от мыслей о башне: она манила и в то же время вызывала что-то вроде приступа акрофобии. Не знаю, чего было больше – страха или энтузиазма: мне чудились то дивные узоры раковин наутилусов, то обрыв и падение в бездну.
Психолог задумчиво кивнула, взвешивая наши предложения, затем спросила:
– Ни у кого еще не возникло желания уйти?
Вопрос был вполне уместен, но все равно оставил неприятный осадок.
Мы помотали головами: такого желания не возникало.
– А ты сама что скажешь? – спросила топограф.
Ухмылка на лице психолога казалась совсем неуместной. Впрочем, она ведь должна была понимать, что кому-то из нас могли поручить следить за ее поведением. Видимо, ее забавляла мысль, что на эту роль назначили не биолога или антрополога, а топографа – по сути своей специалиста поверхностного.
– Признаюсь, у меня нехорошие предчувствия, хотя трудно сказать, чем они вызваны. То ли обстановкой в целом, то ли нашей внезапной находкой. Лично я за то, чтобы в первую очередь разобраться с туннелем.
С башней.
– Что ж, три против одного. Решено. – Антрополог с облегчением вздохнула.
Топограф пожала плечами. Видимо, насчет любопытства я ошиблась – ее, казалось, ничего не интересовало.
– Скучно? – спросила я.
– Неохота сидеть сложа руки, – ответила она, обращаясь ко всем сразу, как будто я говорила от лица группы.
Совет держали в импровизированном «штабе». Снаружи уже стемнело, и в сумерках вновь зазвучал тоскливый стон. Мы решили списать его на какое-нибудь природное явление, но вздрагивать от этого не перестали. Посчитав стон сигналом ко сну, мы разошлись по палаткам, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Какое-то время я лежала с открытыми глазами, пытаясь представить башню как туннель или хотя бы шахту, но тщетно. Вместо этого в голове крутился один и тот же вопрос: что же скрывается в самом низу?
Во время марш-броска от границы к базовому лагерю, который располагался неподалеку от побережья, ничего необычного не произошло. Птицы пели как ни в чем не бывало, олени, мелькая белыми хвостиками,
Накануне прибытия в лагерь наш идиллический настрой несколько сбила встреча на тропе с огромным вепрем. Поначалу мы едва различили его вдалеке, даже в бинокль, а вот он нас учуял (у вепрей неважное зрение, но очень острое обоняние). Не дошли мы до него и ста метров, как он с топотом понесся прямо на нас… Правда, время подготовиться было. Все достали мачете, а топограф сняла с плеча штурмовую винтовку. Вепрь весил центнера три, и хотелось верить, что пули его бы остановили. Тем не менее никто не торопился отстегивать ящик с пистолетами и вскрывать тройной замок – все боялись отвести взгляд от надвигающейся туши.
Психолог не успевала подобрать какое-нибудь внушение, чтобы заставить нас сосредоточиться и взять себя в руки, поэтому ограничилась криком:
– Держитесь от него подальше! Не дайте ему коснуться вас!
А зверь все приближался и приближался…
Антрополог нервно посмеивалась от абсурдности происходящего: близится опасность, а ты стоишь и ждешь. Одна топограф не растерялась: упала на колено и уперла винтовку в плечо, чтобы лучше прицелиться. Мы лезли с советами, самым полезным из которых было: «Стреляй, только если не будет другого выхода».
Я достала бинокль. Чем ближе надвигался вепрь, тем более странной становилась его морда. Ее всю перекосило, как будто зверя мучила страшная боль. Казалось бы, морда как морда – широкая и вытянутая, но глаза закатились, а голову тянуло влево, словно за невидимым поводком. От этого становилось не по себе. В глазах вепря пробегали какие-то искорки, но утверждать наверняка не берусь. Могло и показаться, так как у меня тряслись руки.
Что бы там ни мучило вепря, оно вскоре свело на нет всю его агрессию. С пронзительным воплем – точно в агонии – он резко свернул влево в подлесок. Когда мы подошли туда, от зверя остался лишь след из потоптанной травы и поломанных кустов.
Еще несколько часов я была погружена в свои мысли, пытаясь найти логическое объяснение увиденному, какую-то разумную с точки зрения биологии гипотезу. Например, мозговые паразиты или что-то вроде того. Еще через некоторое время встреча с вепрем смешалась со всеми остальными впечатлениями от похода, и я снова смотрела вперед.
На следующий день мы встали пораньше, позавтракали и потушили костер. Утро дышало обычными для этого времени года свежестью и прохладой. Топограф сломала замки на ящике с оружием и раздала всем по пистолету, себе же оставила винтовку (в дополнение к прочим преимуществам на ней был закреплен фонарик). Мы не планировали так скоро открывать ящик, и хотя никто не возражал, я почувствовала, что все напряглись. Участники второй экспедиции в Зону Икс застрелились сами, участники третьей перестреляли друг друга, и руководство перестало выдавать оружие. Запрет сняли только к нашей экспедиции (двенадцатой по счету), после того как несколько групп подряд обошлись без убийств.