Аннигиляция
Шрифт:
В районе маяка кто-то – судя по всему, большой и грузный – продирался сквозь тростник, но кто это был, я так и не разглядела. Через некоторое время трава перестала шевелиться, и я окончательно упустила его из виду. Возможно, это был еще один вепрь: они неплохо плавали, питались чем угодно и легко приспосабливались к любому ареалу обитания.
В целом работа в своей стихии пошла нам на пользу. К вечеру напряжение спало, мы немного успокоились и за ужином пытались шутить.
– Как бы я хотела прочитать твои мысли… – призналась мне антрополог.
– Плохая затея, – ответила я.
Она засмеялась. Странно. Я вовсе не хотела знать, что они обо мне думают, их мысли, тревоги, истории из жизни. Зачем им знать мои?
Однако я была не против того, что мы становимся сплоченнее, пусть и на короткое время. Психолог разрешила нам выпить по паре банок пива из запаса алкоголя. Нас немного развезло; я сбивчиво высказала предложение поддерживать связь друг с другом после завершения экспедиции. Я уже прекратила искать в себе какие-то психофизиологические изменения и обнаружила, что мы с топографом ладим – гораздо лучше, чем я ожидала. Мне по-прежнему не нравилась антрополог, но скорее в профессиональном плане, а не из-за какой-то личной неприязни. Она чем-то напоминала спортсменов – тех, которые хороши на тренировках, но на соревнованиях не ахти. Вот и она за все время так и не продемонстрировала необходимой выдержки. Впрочем, то, что она вызвалась пойти в экспедицию, само по себе что-то да значило.
Солнце уже зашло, мы сидели возле костра. Со стороны болот снова донесся ночной стон, и мы в приступе пьяной бравады откликнулись нестройными голосами. По сравнению с башней нечто из болот казалось старым знакомым. Мы были уверены, что в конце концов сфотографируем его, изучим поведение, окольцуем, присвоим ему место в классификации живой природы – и все, тайна раскрыта. В случае с башней такой уверенности не было.
Однако нечто, видимо, почувствовало, что мы его передразниваем: стоны стали злее и громче. По нашей компании прокатился нервный смешок, и мы замолчали. Психолог посчитала это знаком к тому, что пора обсудить планы на день.
– Завтра мы снова спустимся в туннель, на этот раз глубже, принимая соответствующие меры предосторожности: в частности, наденем респираторы, как предложила биолог. Надеюсь, нам удастся целиком записать текст на стене и выяснить его примерный возраст, а также, возможно, глубину туннеля. Во второй половине дня мы возвращаемся и продолжаем изучать окрестности. Подобный распорядок будет повторяться каждый день, пока мы не соберем достаточно сведений о туннеле и о том, каково его место в Зоне.
Башня это, а не туннель. Она говорила так, будто мы собирались исследовать заброшенный торговый центр… только вот было в ее словах что-то заученное.
Тут она резко встала и произнесла два слова:
– Консолидация власти.
Топограф и антрополог мгновенно обмякли, пусто глядя перед собой. Ошарашенная, я скопировала их поведение в надежде, что психолог не заметит отставания. Я не почувствовала никакого импульса, но поняла, что нас запрограммировали входить в транс в ответ на эту команду психолога.
Голос ее изменился, стал более напористым:
– Вы будете помнить, что мы обсудили несколько вариантов действий в отношении туннеля, но в конечном счете согласились принять мой план как самый правильный. Вы будете испытывать спокойствие при мысли об этом плане. Вы вернетесь в туннель, уверенные в себе, но станете действовать по ситуации, как вас учили. Вы не пойдете на неоправданный риск. Вы будете видеть строение из ракушечника, – подчеркнула она. – Вы будете полностью полагаться на своих коллег и почувствуете, как становитесь сплоченнее. Когда вы выйдете из туннеля, то всякий раз при виде летящей птицы будете испытывать ощущение, что вы в нужном месте и заняты нужным делом. Когда я щелкну пальцами, вы забудете этот разговор, но продолжите следовать всем моим установкам. Вы почувствуете усталость и захотите разойтись по палаткам, чтобы хорошо выспаться перед завтрашней работой. Вы не увидите снов. Вы не увидите кошмаров.
Все это время я смотрела в точку перед собой. Когда она щелкнула пальцами, я, последовав примеру топографа и антрополога, ушла в свою палатку. Думаю, психолог ничего не заподозрила.
Нужно было немало переварить, причем башней круг вопросов не ограничивался. Мы знали, что психолог должна контролировать нас в стрессовых ситуациях и что для этого она может прибегать к гипнотическим установкам. Вот и сейчас она вроде бы выполняла свои обязанности, как и положено, однако все выглядело крайне подозрительно. Одно дело знать, что тебя могут гипнотизировать, и совсем другое – наблюдать за этим со стороны. Зачем ей внушать нам, что башня из ракушечника? Как еще она могла нами крутить?
И самое главное, теперь я догадалась, что со мной сделали споры: привили невосприимчивость к гипнозу. Я чувствовала себя предателем. Пусть психолог преследовала благие цели, меня охватывала тревога при мысли сознаться ей в том, что гипноз на меня больше не действует. Ведь это также подразумевало, что перестают действовать и программы, заложенные в нашем обучении.
Теперь я скрывала не одну тайну, а две, и, значит, неуклонно отчуждалась от поставленной задачи и самой экспедиции.
Отчуждение в том или ином его виде исследователи Зоны Икс испытывали и до меня. Я поняла это, когда нам дали посмотреть видеозапись бесед с возвращенцами из одиннадцатой экспедиции. Как только обнаружилось, что они вернулись домой, их поймали, поместили в карантин и приступили к допросам. В большинстве случаев к руководству обращались родные и близкие, напуганные неожиданным появлением, что неудивительно. Все документы, найденные при возвращенцах, были конфискованы для дальнейшего изучения. Нам тоже разрешили с ними ознакомиться.
Беседы длились не очень долго, и в них все восемь участников экспедиции рассказывали одно и то же. В Зоне Икс не обнаружилось ничего необычного. Никаких необычных внутренних конфликтов не происходило. Однако через какое-то время у каждого возникло непреодолимое желание вернуться, что они и сделали. При этом ни один не смог объяснить, как им удалось пересечь границу и почему они отправились прямиком по домам, а не на доклад к руководству. Просто бросили все, оставили журналы и каким-то образом один за другим перенеслись сюда.