Аннигиляция
Шрифт:
– А как насчет такого? – Топограф показала на ступеньку выше.
Я посветила туда фонариком и увидела в слизи отпечаток ботинка.
– Кто-то из нас наступил. – Тоже мне, нашла, с чем сравнивать.
Она помотала головой, фонарик на каске заплясал.
– Нет. Смотри.
Я взглянула на подошвы ее ботинок, потом на свои. Отпечаток в слизи не принадлежал ни ей, ни мне. А еще таких оказалось несколько, и они уходили вверх.
– Ты права, – сказала я. – Здесь был кто-то еще, причем не так давно.
Топограф витиевато выругалась. Нам и в голову не приходило, что нужно обращать внимание на следы.
Согласно отчетам, первая экспедиция в Зону Икс не увидела ничего необычного – лишь девственные, нетронутые человеком просторы. Вторая и третья группы не возвратились, и когда их судьба стала известна, отправлять людей в Зону перестали. Через некоторое время исследования возобновили, однако участников стали тщательным образом отбирать из добровольцев, которые осознавали, на что идут. Одни экспедиции проходили успешно, другие – не очень.
Особенно трудной выдалась одиннадцатая экспедиция, в том числе и для меня. Тому была причина, и до сих пор я о ней умалчивала.
Мой муж был участником одиннадцатой экспедиции – медиком. Он не хотел быть обычным врачом, ему хотелось работать в «Скорой» или травматологии: «выносить раненых с поля боя», как он любил говорить. Перед тем как устроиться санитаром, он служил во флоте, и один из армейских приятелей предложил ему пойти в Зону Икс. Сначала он не соглашался, но со временем его уговорили. Мы долго ругались по этому поводу. Впрочем, наш брак и без того переживал не лучшие времена.
Конечно, разузнать об этом нетрудно, однако я надеюсь, что, читая этот отчет, вы не усомнитесь в моей объективности и беспристрастности и не подумаете, что я вызвалась пойти в Зону Икс не ради участия в экспедиции, а по причине личного характера. В каком-то смысле это действительно так: я оказалась здесь вовсе не из-за мужа.
Но как еще Зона могла зацепить меня, если не через него? Как-то ночью, когда я была одна дома (прошел год с того дня, как он пересек границу), меня разбудил шорох на кухне. Вооружившись битой, я вышла из спальни и включила везде свет. Перед холодильником стоял муж в экспедиционном обмундировании. Он жадно пил молоко, не замечая того, что оно течет по подбородку и шее, и поедал остатки продуктов.
Я потеряла дар речи. Я смотрела на него, как на призрак, боясь пошевелиться: вдруг он тут же растворится, обратится в ничто, в пустоту?
Затем мы переместились в гостиную. Муж сел на диван, а я – в кресло напротив. Мне нужна была дистанция: уж больно неожиданным оказалось его появление. Он не помнил, как покинул Зону Икс, как добрался домой, да и от самой экспедиции в памяти остались какие-то обрывки. Он был странно спокоен, лишь на мгновение в глазах мелькнуло что-то, отдаленно напоминавшее испуг: слишком неестественными казались провалы в памяти. А еще он забыл, как начал распадаться наш брак, задолго до наших ссор из-за его ухода в Зону Икс. Он держался отчужденно – так держалась в свое время я, вызывая его явное и не очень раздражение.
В конце концов я не выдержала: раздела его, затащила в душ, затем бросила на кровать, оседлала и занялась с ним любовью. Я пыталась разбудить в нем человека, которого помнила: открытого, пылкого, всегда стремившегося быть полезным – не такого, как я. Человека, который страстно любил парусный спорт и каждый год на пару недель уходил с друзьями в плавание на яхте. Ничего этого в нем не осталось.
Все время, пока он был во мне, по его лицу читалось, что он меня узнает, но смутно, будто сквозь туман. Это позволяло поверить, что он реален – хотя бы притвориться.
Длилось это недолго. Мы провели вместе меньше суток, вечером следующего дня за ним пришли. Вновь мы встретились лишь после запутанной бюрократической процедуры, полной проволочек, когда мне выдали пропуск в секретное учреждение, где обследовали мужа. Его держали в пропахшем больницей здании, проводили опыты, пытаясь пробиться через амнезию и неестественное спокойствие. Безуспешно. Я навещала мужа каждый день, до самого конца. Он здоровался со мной, как со старым другом – якорем, который связывал его с действительностью, – но не как с женой. Признаюсь, я все ждала, что в нем осталась хотя бы искорка его прежнего… Увы, я так ее и не нашла. Даже когда мне сказали, что у него обнаружили системный рак в последней, неоперируемой стадии, муж смотрел на меня все тем же немного удивленным взглядом.
Он умер через полгода. Я так и не сумела заглянуть за маску, найти там человека, которого когда-то знала, сколько бы ни общалась с ним, сколько бы ни пересматривала записи бесед с участниками экспедиции. Они все тоже умерли от рака.
Из Зоны Икс муж не вернулся. Во всяком случае, это был уже не он.
Мы спускались все глубже и глубже в темноту, и я не могла не задаваться вопросом, видел ли все это муж, хотя и не знаю, как заражение изменило мое восприятие. Испытывал ли он то же, что и я? Если испытывал, повел ли себя подобным образом или нет? Как это повлияло на развитие событий?
Слизистый след становился гуще, и теперь было видно, что красные хлопья – это живые организмы, барахтавшиеся в клейкой ловушке. Цвет субстанции стал более насыщенным, и она напоминала золотистую ковровую дорожку, которая вела на безумный, но величественный прием.
– Повернем назад? – спрашивали мы друг друга время от времени.
– Давай сначала заглянем за угол, – отвечала топограф.
– Давай еще чуть-чуть, а потом повернем, – отвечала я.
Это было испытание нашего хрупкого союза, нашего любопытства и интереса, рука об руку с которыми неотступно следовал страх. Предпочтем ли мы пребывать в неведении, оставим врага за спиной?… Ботинки увязали в липкой слизи, каждый шаг давался все труднее. Мы знали, что в конце концов запал иссякнет, и мы остановимся. Главное – не зайти слишком далеко.
Топограф заглянула за очередной угол и вдруг отпрянула, оттолкнув меня вверх по лестнице. Я не сопротивлялась.
– Там что-то есть, – прошептала она мне в ухо. – То ли человек, то ли чье-то тело.
Тело могло принадлежать и человеку, но я не стала заострять на этом внимание.
– Пишет по стене?
– Нет… Лежит у стены. Толком не разглядела.
Ее частое испуганное дыхание шумом отдавалось в респираторе.
– Мужчина или женщина? – спросила я.
– Не знаю. Человек. – Она как будто не расслышала вопроса. – Как будто человек. Но я не уверена.