Аномалия
Шрифт:
Менять повязки, воду и «утку» приходила немолодая уже женщина, сердобольная и пышнотелая. Виктор подозревал, что они с Сан Санычем работают вместе. Возможно, профессиональная санитарка.
Навещали Куликова и Торпеда с Борхесом. И если Борхес постоянно пытался как-то разговорить Виктора, отвлечь, рассмешить, то бритый здоровяк лишь угрюмо молчал, наблюдая за Куликовым от дверей. Сразу уходил, стоило Виктору устало закрыть глаза.
И только один раз, когда Куликов поймал-таки его взгляд, в котором на секунду промелькнули неловкость и чувство вины, Торпеда коротко кивнул ему. Так кивают, признавая достоинства равного. Так кивают,
Так кивают, когда понимают боль и страдания.
Как бы там ни было, после этой немой сцены Куликов уже не мог злиться на своих экзаменаторов. Он сам согласился на это испытание, он сам отвечает за свои решения. Он мог жалеть себя и обижаться на инсайдеров сколь угодно долго, но тогда бы он врал сам себе. Тогда бы все усилия, которые он приложил для реализации решения, оказались бы тщетными, а цели – пустышками. Тогда зачем это все? Для чего?
Останется только опустить руки и сдать назад. А этого Куликов не мог себе позволить. Только не сейчас. Не после пройденного пути.
В этом они с Торпедой прекрасно понимали друг друга.
Борхес налил в стакан шипучей минералки, протянул его сидящему в кровати Куликову.
– О чем это я? – инсайдер откинулся на спинку стула и задумчиво наморщил лоб. – А, ну да! Так вот, насколько я понял, попал ты в «качели», в гравитационную аномалию. Там что-то меняется с направлением притяжения, не знаю, не специалист. Объект болтает в поле аномалии как лягушку в миксере, выбраться очень сложно. В конце концов тебя может зашвырнуть на тридцатиметровую высоту, а может вбить в землю по самые уши. Которые к тому моменту уже холодные. Причем, «качели» – аномалия блуждающая. Движение ее противоположно движению отторгнутого объекта. Проще говоря, тебя метнуло налево, значит, аномалия попрет направо. Так, собственно, и вышло. Я точно не знаю, что там у вас с ней произошло, но эти «качели» в результате вышли к Периметру, снесли два ряда колючки, поломали вышку с часовым. Спецназ два дня прочесывал полосу безопасности в поисках виновного, комитетчики оскомину Бобру набили своими физиономиями. В итоге все списали на спонтанное перемещение. Такое случается.
– То есть, это мне еще повезло? – усмехнулся Куликов, отхлебывая минералку.
– А то! – хлопнул себя по коленке Борхес, восхищенно цокая зубом. – Ты редкий экземпляр, мало кого «качели» невредимым оставляют. Неприятный аттракцион! Слушай, – инсайдер подался вперед, – так как же ты выбрался? По всем подсчетам ты вообще с той стороны не должен был пройти. Наши предполагают, что ты каким-то образом по трубам прополз. Да только не верю я, там клещи живут, не пропустили бы, они сырость любят. Да и узко.
– Что еще за трубы? – нахмурился Виктор. – Не помню я труб.
– Старый газопровод, – ответил Борхес. – Тебя около разорванной секции и нашли. Так не помнишь, как выбрался?
Куликов откинулся на подушку, уставился в потолок.
– Борхес, я не помню, врать не стану. Такая катавасия была, что все в голове перемешалось. Иногда кажется, что кто-то помог выбраться, будто вели меня по верному пути.
– Ага, – инсайдер хохотнул, – Кошара, наверное, вывел.
– Кто? – Виктор повернулся к Борхесу.
Инсайдер неопределенно махнул рукой в сторону окна, смеясь, покачал головой:
– Да там котяра сидел рядом, когда тебя нашли. Лицо тебе вылизывал. Здоровый такой, полосатый как матрас.
– И где он?
– Да черт
Виктор махнул здоровой рукой, улыбнулся:
– Может, и кот, я после увиденного ничему не удивлюсь. Не помню, Борхес, не пытай, – он замолчал, потом спросил. – Ты лучше скажи, сколько мне еще валяться? А то Саныч лишь зубоскалит да отшучивается. А еще доктор.
– Рекомендовал еще дней пять режима. Сон и легкие физические упражнения. Я завтра костыли принесу, начнешь ходить помалеху. Вот, – Борхес вытащил из кармана джинсов сотовый телефон, положил на тумбочку, – мобилку тебе принес, пользуй. Там, на цифрах набора «1» и «2», наши с Торпедой номера, звони в любое время. Ты же теперь тоже в команде, – он поднялся. – Ты теперь тоже инсайдер.
Хлопнул Куликова по плечу, пошел к выходу. На пороге обернулся, сказал, вспомнив:
– Ты, это, как-нибудь Торпеде спасибо скажи. Это он тебя через кордоны полумертвого на руках нес. Ты только не говори, что это я просил. Я понимаю, что ты бы без нас вообще не попал бы в ситуацию, но…
– Я все понимаю, – ободряюще улыбнулся Виктор. – Обязательно скажу.
– Вот и ладненько. Счастливо, – Борхес смутился, завозился с дверной ручкой и быстро скрылся в коридоре.
Виктор покачал головой, покрутил в руках телефон. Мысли в голове текли лениво и размеренно, крутились вокруг слов инсайдера. Надо же, даже из Медузы выбраться по-человечески не получилось. Ну да ладно, со временем разберемся.
Куликов дотянулся до бутылки с минералкой, отхлебнул, поставил на место. Закрыл глаза и через несколько минут уже спал глубоким и безмятежным сном.
Острая боль отдавала в ступни при каждом шаге, пробивая от пяток до колен. Куликов старался ставить ноги аккуратно, не травмируя поврежденные суставы и сросшиеся связки, но выходило не всегда удачно. В такие моменты он шипел, как рассерженный кот, некоторое время застывал на месте, ожидая, пока боль утихнет. Потом шел дальше. Расхаживался.
Прошла неделя с тех пор, как он начал ходить. Принесенные Борхесом костыли пришлись ко времени, но полноценно пользоваться ими мешала рука в гипсе. Приноровившись, Виктор сначала освоил свою комнату, потом гостиничный коридор, а потом спустился в зал, чем несказанно порадовал Бобра.
Сегодня Куликов наконец побрился, лишившись разросшейся щетины. Долго смотрел на свое осунувшееся лицо, на впавшие глаза, на выпирающие скулы. Хорош боец! Килограмм пятнадцать потерял, руки как у наркомана исколоты, волосы в разные стороны торчат, рожей узника рудников напоминает. Такого не то, что обратно в Медузу, к обычным людям выпускать страшно. Еще чего подумают плохого.
Но, спустившись раз в общий зал, Виктор уже не хотел киснуть в своем номере, слушать принесенный Борхесом плеер. Теперь при первом случае он шел вниз, где сидел, общался, знакомился, смотрел телевизор. Куликов всегда считал себя самодостаточным человеком, с легкостью переносящим длительное одиночество. Но здесь, в своем родном городе, ставшем полигоном для неведомых сил, одиночество усиливалось настолько, что буквально выдавливало вечерами Виктора из номера, гнало его к людям, к общению. Особенно неуютно было находиться в номере по вечерам. Окна выходили как раз на Периметр, и на фоне багрового заката черные пики высоток Медузы смотрелись особенно зловеще.