Аномалия
Шрифт:
– Я умерла и попала в ад?
– Пока в чистилище.
Глава 8
Что я там говорил: привычного лоска нет? Ну это как сказать. Судя по внешнему виду, два дня валяется с температурой, но напялить на себя синтетическую майку с кружевными вставками, плохо прикрывающими грудь, и шорты, аналогично ни хрена не прикрывающими, сил хватило. Это ж какой надо быть дурой, чтобы надеть на себя такую недышащую хрень, когда лихорадишь?
– У меня нет сил на то, чтобы с вами пререкаться, – тихо произносит рыжая, опираясь боком о дверь.
– То, что сил нет, я вижу, равно, как и ума.
– Шли бы вы отсюда оттачиваться свое словесное мастерство с кем-нибудь другим. Хотя, раз вы здесь, не могли бы вы мне кое-что куп…
Договорить конопатая не успевает, захлебывается в кашле, надрывая мои перепонки. Как только она прекращает кашлять, подталкиваю ее внутрь и закрываю за собой дверь.
– Я вас не приглашала.
– Я и не спрашивал разрешения, – скидываю обувь и прохожу за Элей. Она тут же плюхается на кровать. – Давай кратко и по делу. Симптомы и что принимаешь.
– Ничего не принимаю. Мне плохо, – и это не женское кокетство и не мужское нытье в тридцать семь и два. Ей реально хреново. Как только ее голова касается подушки, она сразу же закрывает глаза. Ловлю себя на мысли, что почему-то видеть эту соплячку беззащитной, почти молчаливой и без тонны наглости и дерзости, мне не только не привычно, но и совершенно не вставляет.
– Это малоинформативно. Я жду.
Ноль на массу. Окидываю взглядом спальню – ни одного лекарства на прикроватной тумбе, равно как и ни капли жидкости.
– Наверное, у меня пневмония. Купите мне, пожалуйся, антибиотик. Какой-нибудь пенициллинчик. Давайте амоксиклав. Я вам денюжку скину на карту. Потом.
– Что-нибудь еще? – не скрывая сарказма выдаю я, пододвигая стул к кровати.
– Еще какой-нибудь пробиотик, отхаркивающее и жаропонижающее. А еще влажные салфетки, если можно.
– Пробиотик не принимают вместе с антибиотиком.
– Да? А нас учили наоборот.
– Меня тоже. Антибиотик сожрет пробиотик. Поэтому его надо применять через дней десять после антибиотиков. Но кто будет покупать пробиотик, когда выздоровел? Правильно, очень малый процент. Это уловка фармакологических компаний – втюхать все и сразу.
– Спасибо за интересную лекцию. Но можно не сейчас выслушивать это занудство?
– Какая у тебя температура?
– Понятия не имею, – спустя приличную паузу, наконец отвечает Эля. Нет, дохлый лебедь вообще мне не по вкусу. – В этой квартире нет ничего, кроме просроченных аскорбинок. Я бы у вашей бабушки попросила, но она решила невовремя свинтить.
– Туфли за сто косарей есть, а позвонить некому. Тяжела жизнь богатых папиных дочек, решившихся на самостоятельную жизнь, – ну вот сейчас очухаешься точно. – В твоем случае замужество все же – лучший вариант.
Не проходит и секунды, как она резко открывает глаза и злобно цедит:
– Да пошел ты.
– Как бальзам на душу. Но ты еще не доросла, чтобы мне тыкать. Тем более посылать, когда находишься в столь уязвимом положении.
– А я не на практике. В своем доме что хочу, то и делаю.
– Когда ни от кого не зависишь, то, да, вполне. Раздевайся.
– В смысле?
– В прямом. Переодевайся во что-нибудь дышащее, а не в эту синтетику, цель которой возбудить.
– Это вообще-то качественный шелк, а не синтетика.
– Да, да, за сто косарей, или двести, как и туфли. Переодевайся. Вирус или бактерию этой пижамой не победишь.
На девяносто девять процентов уверен, что пижаму она не переоденет и вовсе не потому, что нет сил, а из-за упертости.
Нахожу ее сумку в коридоре и достаю фонендоскоп. Бегло осматриваю гостиную, задерживаясь взглядом на столе, на котором, не побоюсь этого слова, гора медицинских справочников.
И нет, там, вопреки сложившемуся о ней мнению, не методички аля «Косметическая дерматология» и «Техника косметических инъекций», тут просто стол фанатички терапии и эндокринологии. Неожиданно, мягко говоря. Совершенно не вяжется образ выскочки с девушкой, реально поглощённой медициной.
Сам не понимаю, какого черта вместо того, чтобы послушать ее легкие, оказываюсь на кухне. Квартира совсем не вяжется с внешностью Эли. Старый ремонт и никакого лоска. Удивительно, как еще не сбежала отсюда под отцовское крыло.
Даже я, выросший в обеспеченной семье, но привыкший к простому, с уверенностью могу сказать, что это не лучшие условия. Но при этом на кухне имеется новая посудомоечная машина, явно недавно встроенная, в отличие от старого холодильника и плиты. И это несомненно дело рук выскочки. Ну да, посуду мыть – не дело принцесс.
Открываю холодильник и конкретно охреневаю. Я всегда был уверен, что такое есть только в кино и в постановочных видео показушников блогеров. Йогурт, помидоры, перец, спаржа, руккола, море зелени и больше… ни хрена. Что за херня?
Морозильник плачет чуть меньшими слезами. Здесь имеются креветки и не первой свежести кусок красной рыбы. Серьезно? Ни мяса, ни куска курицы, ни сыра, ни банальной банки варенья, чтобы сделать морс? Ну и бедовая девка. Откуда еще с таким скудным питанием имеет такую фигуру? Она что вегетарианка?! Стоп, какая мне на хрен разница?
Возвращаюсь в спальню и, ожидаемо, рыжая вместо того, чтобы переодеться, спит. Хоть и не информативно, но тут и без термометра понятно – горит, бестолочь. Скидываю с нее одеяло и в этот момент Эля открывает глаза.
– Садись и поднимай майку.
На последней фразе рыжая прям оживает. Садится на кровати, опираясь на одну руку, и переводит на меня затуманенный взгляд.
– Серьезно думаете, что я перед вами оголюсь?
– Так выбора нет.
– Н-е-е, – протяжно произносит она, свесив ноги с кровати. – Мне бы не хотелось, чтобы мои прекрасные верхние девяносто первым увидели вы. И без того хватило, что первый живой в моей жизни член был дедули Вениамина Петровича. Так что, мою грудь вы не увидите.