Аномалия
Шрифт:
– Поднимись.
Встаю с кровати, но не спешу поворачиваться. Вздрагиваю, как только мембрана стетоскопа соприкасается с кожей спины. Чувство такое, что я стою так вечность. Я совершенно не помню, как он аускультировал мои легкие вчера.
– Поворачивайся.
Закрываю глаза и нехотя поворачиваюсь к нему. Стремно находиться при нем в одних трусах. И, кажется, что мои руки ничего не прикрывают. А еще готова поклясться, что, если открою глаза, увижу, как он ухмыляется. Стойкое ощущение, что ему нравится не только вводить меня в замешательство,
Так, стоп. Мне показалось или он только что провел пальцами по моей коже чуть ниже груди? Угомонись, Гергердт!
Делаю глубокий вдох, к моему облечению не ударяюсь в приступ кашля, и только сейчас осознаю, что от Потапова пахнет не сигаретами, а парфюмом. Приятным. Он специально курил в машине, чтобы вывести меня из себя или…
– Одевайся.
Повторять мне не нужно, через считанные секунды я уже сижу на кровати в футболке, а Потапов подносит к моему лбу электронный термометр, который тут же подает громкий сигнал. Только хочу спросить его, какая у меня температура, как он молча показывает мне экран: тридцать восемь.
– Ложись на живот и оголяй ягодицы.
Ну нет! Только не это. Будь тут любой другой – запросто. Но не Потапов!
– Не надо мне антибиотик внутримышечно. Купите, пожалуйста, таблетки.
– Раз, два, три…
Сукин сын! Ложусь на живот, но трусы спускать не спешу. Облезет. Равно как и Потапов не спешит ко мне подходить. Видимо, разводит антибиотик.
– Ну и? – слышу рядом с собой. Недолго музыка играла. Нехотя спускаю трусы.
Мне кажется или проходит вечность прежде, чем я ощущаю на своей ягодице спиртовую салфетку? А сейчас мне снова кажется или он протирает не верхний правый квадрат, а всю ягодицу? Или он вообще ее трогает? Да прям. Задницу, что ли, никто не видел? Кто бы там его кем ни считал, баб у него пруд пруди. К гадалке не ходи. Не нужна ему моя пятая точка.
Но почему это все так долго? И когда он мне уже вколет антибиотик?
– Можешь натягивать трусы, – в смысле? Я даже не почувствовала укол. Быстро надеваю белье и поворачиваюсь к Потапову. В руках у него пустой шприц. – Хотя, могла вообще не стягивать, а оттянуть в сторону, оголив совсем чуть-чуть, – насмешливо бросает он, а до меня только сейчас доходит, что я полная дура.
– Конечно, могла, но мне вас жалко стало.
– Поясни.
– Когда вы еще увидите такую красивую попу? Спойлер: никогда. Поэтому вот вам моя благодарность за ваше лечение.
– Жопа в ответ на лечение. Хм, выходит какая-то…жопа.
– Поправочка. Красивая попа.
Кажется, я впервые вижу на хмуром лице Потапова не наглую ухмылку, а явную улыбку, которую он на удивление не скрывает.
На одной пятой точке дело не останавливается. Вторая по счету капельница и удачное попадание в вену.
– На кухне я оставил лекарства. Выпей. И морс тоже.
Не знаю, зачем стала рассматривать свои нижние девяносто в зеркале, как только осталась одна. Скорее всего, мне хотелось увидеть на заднице огромную гематому, но я не нашла ничего. И даже следа от укола. Паранойя или он просто так меня раздел? Вот же сукин сын.
Я была уверена, что он больше здесь не появится, а на кухне я найду антибиотик в таблетках. Но нет. Антибиотика там не оказалось. Потапов появляется все так же дважды в день и в субботу, и в воскресенье.
И вот сегодня меня уже подмывает прервать это затянувшееся молчание и игру в пациентку и врача.
– В капельницах антибиотик. И вы мне его капали в первый день? Так?
– Так.
– А что вы мне кололи внутримышечно, Сергей Александрович? – скрыть сарказм в голосе мне не удается.
– Антипиздоболин, – вот же козел. Хотя, сама «умница», могла не стягивать с себя трусы.
– Себе бы тоже стоило уколоть, не находите?
– Не нахожу. Зато я нахожу в твоей квартире кучу пыли.
– И?
– Заболела ты в понедельник. Пришел я к тебе в четверг. За четыре дня никогда не накопится столько пыли и беспорядка.
– Чувствую, вы к чему-то ведете.
– Безусловно. Помнишь я сказал, что потребую взамен то, что тебе будет неприятно?
– Помню.
– Угадай что это будет?
– Шопинг?
– Нет.
– Поход в кинотеатры?
– Нет.
– Неужели в ресторан поведете?
– Нет, – все так же спокойно отвечает он, не отводя от меня взгляд.
– Повезете меня на море? Мальдивы? ОАЭ? – Боже, я тронулась умом, иначе как объяснить, что мне нравится, что аномальный улыбается. – Ну я не знаю, что еще мне в этой жизни неприятно.
– Будешь убирать. Раз в неделю генеральная уборка.
– Пфф… да пожалуйста.
– У меня в квартире, – тут же добавляет он.
А вот теперь мне не нравится то, что моя улыбка исчезла в неизвестном направлении, а его стала еще шире. С какой вероятностью он говорит об этом серьезно? Надеюсь, с нулевой.
– До завтра, Эля.
Он в очередной раз появляется дважды воскресенье и, о чудо, переводит меня на таблетки.
– Что теперь скажете, Сергей Александрович?
– Что ходить тебе на практику как минимум до середины августа.
– С какой стати?
– С такой, что ты пропустишь полторы недели. Болезнь не засчитывают в качестве практики.
– Да?
– К твоему несчастью, да.
– Поправочка – к нашему общему.
– Ну, может быть и так. В среду я жду тебя на практике.
– Почему не во вторник?
– Даю тебе еще два дня на психологическую подготовку и реабилитацию.
– Боже, мне страшно.
– Правильно, бойся меня. Как придешь в больницу, топай в функционалку. Там тебе сделают рентген. Я договорюсь.
***
Понедельник далеко не всегда тяжелый день. Он встречает меня почти хорошим самочувствием. А уж когда я впервые за последнее время выхожу на улицу, чтобы просто сесть на лавочку, жизнь кажется чем-то прекрасным. Какие банальные вещи, о которых не задумываешься, когда спокойно дышишь и ничего не болит.