Аномальная зона
Шрифт:
– Да уж на третий десяток перевалило.
– Во-о-от, – вздохнул дед. – В ранешние-то времена за такое звание Героя Советского Союза давали. Как Карацупе.
– Дождёшься от них… – хмыкнул старшина. – Талон на поллитру – и вся награда.
Старик покивал сочувственно.
– Да… В тяжёлое время живём… Кругом одни враги, так их разэдак… Но водочка – это тоже хорошо. Для сугрева. У меня вон все суставы от сырости опухли. Так и ломит, так и ломит, язви их в душу!
Паламарчук закинул винтовку за плечо:
– Ну, ты тут сам управляйся, старый. А мне на пост вертаться пора. Не ровён
Капитан милиции с недоумением вслушивался в этот диалог и не понимал ничего. Что это за войска такие? Может, лесники? Или охранники частные?
– Я требую объяснений! – прорезался вдруг Студейкин. – По какому праву нас задержали?!
– Не балуй, милок, – посуровев разом, остро глянул на него дед и твёрдой рукой взялся за ложе ППШ, поведя стволом в сторону троицы. – Ещё раз вякнешь – полосну из автомата и всех укокошу. Вологодский конвой шутить не любит… Ну-ка, взяли свои мешки, руки за спину, и марш в зону!
– Так их, Матвеич, – одобрительно хохотнул старшина. – Пусть сразу поймут, куда попали!
Понурясь, измождённые арестанты подхватили рюкзаки и, с трудом поднявшись, прошли под строгим взглядом грозного старка в сторожку.
По другую сторону забора земля была расчищена от деревьев и почти начисто лишена травы. Перед основным дощатым заграждением тянулось ещё одно – из колючей проволоки. Почва между ним и забором была вскопана и тщательно разрыхлена граблями.
«Контрольно-следовая полоса!» – догадался Фролов. Но почему периметр, судя по всему, изнутри охранялся тщательнее, чем снаружи? Неужто это и впрямь исправительная колония, где содержатся заключённые? Но… всё было как-то не так. В зонах капитану приходилось по долгу службы неоднократно бывать. Но нигде он не встречал конвоиров глубокого пенсионного возраста, вооружённых трёхлинейками Мосина или автоматами ППШ! К тому же из полутора десятков существующих в крае пенитенциарных учреждений разных видов режимов в Острожском районе, он знал это точно, не было ни одного.
Вдоль вымощенной деревянными плашками дорожки тянулся ряд зданий, срубленных из брёвен, – одноэтажных, барачного типа.
Окна в них были забраны толстыми стальными решётками, а в некоторых – ещё и металлическими жалюзи. Они не позволяли узникам видеть то, что происходит снаружи.
Впрочем, на пустынном пространстве перед бараками не происходило ничего особенного. Два угрюмых арестанта, облачённых в чёрно-серую полосатую робу, шоркали уныло мётлами по земле, поднимая небольшие облачка пыли. При виде старика-конвоира они прекратили мести, дружно сдёрнули с голов кепки и поприветствовали в разноголосицу:
– Здравия желаю, гражданин начальник!
С жадным любопытством оглядывая новичков, один из зеков, худой, измождённый, спросил вполголоса: – Дядь Вась, откуда этап?
– Откуда надо! – буркнул тот, с трудом шагая в своих огромных валенках, загребая ими пыль. А потом, будто отмякнув, бросил по-свойски: – Диверсанты, туды иху мать. Опять просочились.
– Никакие мы не диверсанты, – опять возмутился Студейкин. – Мы граждане Российской Федерации!
– Во-во, – словоохотливо согласился престарелый охранник. – И я про то же. У нас с вами, гражданами эрэфии, разговор короткий: четвертак срока с использованием на каторжных работах без права переписки. Хоть такая от вас, супостатов, польза!
– Дикость какая-то! – пожал плечами в недоумении журналист.
– Кончай трепаться, – шепнул ему Фролов. – Не провоцируй конвойного. Осмотримся – сообразим, что к чему.
– Водички бы попить, а, гражданин начальник? – обернулся к сопровождавшему старику с автоматом Богомолов. – В глотке всё пересохло!
– Попьёшь, – ковыляя в отдалении и запалённо дыша, пообещал конвоир. – Если раскаетесь в содеянном, пообещаете искупить свою вину… Мы ж не фашисты какие-нибудь. Срок вам, конечно, дадут, двадцать пять лет строгой изоляции – минимум. Но и покормят, и место в бараке определят. А будете отпираться, бухтеть, как вон тот ваш очкарик, – указал он стволом автомата на Студейкина, – тада лоб зелёнкой намажут.
– Какой зелёнкой? Зачем? – забеспокоился журналист.
– Это шутка такая. Тюремная, – тихо пояснил ему капитан милиции. – Означает расстрел.
– Вот чё-е-ерт! – изумился писатель.
А древний конвоир засмеялся хрипло, с одышкой:
– А зелёнка… Эх-кхе-хе… Штоп, значит, мне, исполнителю, целиться было удобно. А ещё… х-хе-хе… для дезинфекции…
– Ну и шуточки у вас, – обиженно поджал губы Студейкин.
Конвоир, пыхтя, догнал троицу и указал пальцем на соседний барак:
– Туда шагай! – А потом добавил ворчливо: – Шуточки…. С тобой, парень, здесь не шуткуют. Я лично таких, как ты, десятка три шлёпнул. Не смотри, что старик. Глаз у меня верный – не промахнусь…
2
В освещённом ярко электролампами помещении с аккуратно выведенной надписью на двери «Обыскная» путников встретили сразу несколько тюремщиков.
Вперёд выступил подполковник с красным и злым лицом.
– Граждане задержанные! – зычно объявил он. – Сейчас вы будете подвергнуты личному досмотру. Предлагаю добровольно сдать оружие, деньги, ценные вещи и документы.
Фролов, бросив на пол рюкзак, устало возразил:
– А я, товарищ подполковник, предлагаю вернуть мне служебный пистолет, поскольку разрешение на его ношение имеется.
Капитан сунул руку за пазуху и извлёк оттуда удостоверение личности в обложке вишнёвого цвета.
Старик-конвоир мгновенно навёл на него ствол ППШ.
– Я старший оперуполномоченный УГРО краевого УВД, – протянув корочки подполковнику, заявил милиционер. – Хотелось бы узнать с кем имею дело?
– Ишь, шпионская морда, и ксивой запасся… – услышал он за спиной чей-то недобрый шёпот.
– Эт-то что такое? – побагровел и без того розовощёкий подполковник. – Па-а-чему не изъяли документы у задержанных? – обратился он к старику-конвоиру.
– Дык… Паламарчук, мать его… Карацупа наш… Оружие у них зашмонал, а про бумаги, видать, не допетрил…
– Вот! – не на шутку разбушевался пунцовый от гнева офицер. – Пожалуйста! Я ему о бдительности, о коварстве врага, а он – не допетрил. Это же шпионы! Диверсанты! У них руки по локоть в крови! Он вот сейчас гранату из штанов достанет, хряснет об пол – и привет! Наше вам с кисточкой!