Another. Часть 2. Как?.. Кто?..
Шрифт:
Кубодера-сэнсэй смотрел на меня в упор; лицо его было залито кровью, глаза горели ненавистью. Потом он говорил.
Он говорил: «Это ты виноват».
Сакураги неуклюже поднималась на ноги и выдергивала зонт из шеи. Потом поворачивалась ко мне и заявляла: «Это ты виноват».
И Мидзуно-сан тоже. Двери больничного лифта раздвигались, она выползала наружу.
«Это все ты натворил».
«Это ваша вина. Вас обоих». Безжалостное обвинение срывалось с губ Акадзавы. И потом те же слова произносили Кадзами, Тэсигавара, Мотидзуки.
Стойте.
Пожалуйста,
Вы ошибаетесь. Это не моя вина… Я хотел возразить, но…
…Я ведь…
Они правы – в глубине души соглашался я. Вот почему. Вот почему я ничего не могу сказать.
Все из-за меня.
Все из-за того, что я пришел в эту школу.
Все из-за того, что я общался с Мей, девушкой, которой «нет». Я нарушил «решение» и тем самым испортил талисман, который должен был предотвратить «катастрофы». И уже не имело значения, что все мои действия были неизбежными.
Поэтому… из-за меня «катастрофы» этого года посыпались одна за другой. Из-за меня случились все эти бессмысленные смерти…
Я стонал во сне, пока мне не становилось трудно дышать, и просыпался посреди темноты. Это было по нескольку раз за ночь.
Я ногами отпихивал одеяло, липкое от пота, и, окруженный непроглядной чернотой, начинал глубоко дышать…
Если у меня снова разорвется легкое, мне уже не выкарабкаться. Эта мысль сидела в голове, как заноза.
2
– Да ладно, без вариантов же было. Что ты мог поделать? Не грузись, Сакаки. Можно себя винить сколько угодно, но это ж все равно ничего не изменит.
После самоубийства Кубодеры-сэнсэя первым со мной заговорил – ну кто же еще? – Тэсигавара. Он снова стал тем «крашеноголовым рубахой-парнем», которого я знал с самого первого своего дня в этой школе. Он как ни в чем не бывало беседовал со мной обо всем подряд. Словно это не он еще пару дней назад меня в упор не видел…
Когда я отпустил на этот счет несколько вполне простительных саркастичных фразочек, он ответил:
– Мне это тоже не нравилось, чувак. Нам вдруг пришлось резко отправить тебя в игнор, и я даже не мог тебе сказать, что происходит. Жуть, представляешь?
Тэсигавара было засмеялся, но тут же его лицо посерьезнело.
– Теперь-то ты в курсе ситуации? – уточнил он, видимо, чисто на всякий случай. – Вроде этот Тибики-сэнсэй из дополнительной библиотеки тебе в основном рассказал все, да? Значит, теперь ты въезжаешь, Сакаки?
– Да, въезжаю, – кивнул я, потом отвел глаза и повторил: – Въезжаю. Думаю, у тебя не было выбора… В смысле, что вы могли поделать? Все понятно.
Раз попытка удвоить количество «несуществующих» ни к чему не привела, крутить ту же пластинку не имело смысла. Дальнейший бойкот нас с Мей ничего бы не дал. Поэтому…
В результате смерти Кубодеры-сэнсэя изменилось отношение
К примеру, когда состоялся этот мой разговор с Тэсигаварой – на большой перемене в четверг – Мей была рядом. И Тэсигавара вел себя так, как будто она существовала, и даже пару раз к ней обратился.
И не только Тэсигавара. В отличие от того, что было до предыдущей недели, все одноклассники перестали держаться с Мей, как будто ее «не было».
Правда, характер Мей никак нельзя назвать общительным, так что изменение было слабым и даже вовсе незаметным, если только его специально не высматривать. Но все-таки новости наверняка разойдутся быстро, и учителя начнут во время уроков спрашивать ее и вызывать к доске.
С Мей Мисаки обращались как с человеком, который «существовал».
Конечно, так должно было быть с самого начала. Но я почему-то чувствовал себя не в своей тарелке, когда это видел…
Кабинет класса 3-3 на третьем этаже корпуса С был немедленно закрыт как место ужасной трагедии. Класс поспешно перевели в свободное помещение в корпусе В (а древние стул и парта Мей остались на прежнем месте). Поскольку не стало классного руководителя, «временно исполняющей обязанности» назначили, естественно, Миками-сэнсэй.
После переселения в корпус В стало ужасающе очевидно, как много в классе пустых парт. Пожалуй, этого следовало ожидать. Больше половины класса в день происшествия ушло домой рано – вполне естественная реакция. И на следующий день, и через день довольно много народу не явилось, использовав смерть Кубодеры-сэнсэя как повод остаться дома.
– Ну да, как же иначе-то, – заметил по этому поводу Тэсигавара. – Это ж нереально – увидеть такой ужас и чтобы это на тебя никак не повлияло. Любой с нормальными нервами захочет чуток побыть подальше отсюда. Если б нас оставили в том кабинете, я бы тоже сбежал.
– Кадзами-кун так ни разу и не появился.
– Да он с детства был самой большой тряпкой из всех, кого я знал. Плюс он же на самой первой парте сидел. Я ваще в шоке, что он не вырубился на месте.
Слова Тэсигавары звучали грубо, но за этой грубостью чувствовалась привязанность к другу, от которого он «рад бы избавиться». Переведя дыхание, Тэсигавара тут же добавил:
– Я ему звонил вчера вечером, и знаешь – у него был веселый голос. Я прям поверить не мог. Он сказал, что завтра уже придет.
– Интересно, решил ли кто-нибудь вообще не появляться до начала каникул? Всего пара дней ведь осталась.
Тэсигавара ответил без колебаний:
– Черта с два они придут.
Мей все это время слушала молча, но тут пробормотала:
– Некоторые, может быть, уже уехали из города.
– Уехали из города? – переспросил Тэсигавара с несколько обалделым видом. Мей чуть кивнула.