Another. Часть 2. Как?.. Кто?..
Шрифт:
Повисла пауза. Мей посмотрела мне в лицо, потом наконец ответила:
– Миками-сэнсэй тоже. Главным куратором был другой учитель рисования. Но во втором классе он перевелся в другую школу, так что…
И тогда кружок прикрыли, пока Миками-сэнсэй не решилась курировать его единолично, да? Понятно.
– Кстати. Когда мы тут в первый раз встретились, ты тоже рисовала, помнишь? У тебя был с собой альбом.
– Да?
– И с тем же альбомом я тебя потом видел в дополнительной библиотеке. Ты уже закончила то, что
– …В общих чертах.
Она тогда рисовала красивую девочку с шарнирными суставами. Мне вспомнились слова Мей: «В самом конце я собираюсь дать этой девочке большие крылья».
– Ты уже пририсовала там крылья?
– …Да, – Мей опустила взгляд, в котором затаилась грусть. – Я тебе ее как-нибудь покажу.
– А, ага.
Как-нибудь… да? Интересно, когда?
Мы пробирались через такие вот совершено тривиальные беседы, и у меня было такое чувство, будто мы провели уйму времени, говоря обо мне, хотя не скажу, что Мей задавала очень уж много вопросов. Я рассказывал про отца в Индии. Про покойную маму. Про мою жизнь до переезда в Йомияму и про мою жизнь после переезда. Про бабушку с дедушкой. Про Рейко-сан. Про разрыв легкого и госпитализацию. Про Мидзуно-сан…
Но Мей при этом совершенно не стремилась рассказывать что-либо о себе, если только я специально не спрашивал. И даже если спрашивал, она, как правило, обходила вопрос либо просто отказывалась отвечать.
– А хобби у тебя какое? Рисование?
Я даже такие вот формальные вопросы пытался задавать.
– Вообще-то мне больше нравится рассматривать картины, чем рисовать.
– О, правда?
– Даже если это всего лишь альбомы с репродукциями. У нас дома их очень много.
– А ты на выставке картин была когда-нибудь?
– В провинциальных городках вроде нашего – без шансов.
Потом она сказала, что предпочитает старую западную живопись, до импрессионизма. И что картины вроде тех, что пишет ее мать, Кирика-сан, ей безразличны.
– А куклы? – неожиданно для самого себя спросил я. – Что ты думаешь о куклах Кирики-сан? Они тебе тоже не нравятся?
– …Ну, как тебе сказать, – по ее лицу прошла тень. – Не могу сказать, что не нравятся. Есть некоторые, которые я люблю, но…
Я решил не углубляться в этот вопрос. Самым непринужденным голосом, каким только мог, я предложил:
– Будешь в Токио – заходи как-нибудь в гости. Пройдемся по музеям. Я тебе покажу, где что.
– Ладно. Как-нибудь.
Как-нибудь…
Когда настанет это «как-нибудь»? Вновь эта неясная мысль всплыла у меня в голове.
3
– Не хочешь заглянуть в кружок живописи? – предложила Мей на большой перемене в четверг, 18 июня.
С утра безостановочно лил дождь, так что обед на крыше исключался. А в классе, вместе со всеми, нам есть не хотелось – нас же «не было». Как только закончился четвертый урок, мы, будто подав друг другу сигнал, одновременно встали и вышли в коридор. Тогда-то Мей и произнесла те слова.
Мне в голову приходили лишь менее интересные места, так что
– Давай.
Кружок живописи обитал на первом этаже нулевого корпуса, в самой западной его части. Изначально он занимал обычный учебный класс. Потом его поделили пополам, и помещение кружка живописи стало вдвое меньше. Вторую половину занимал кружок культуры. Табличка на двери гласила: «Краеведческое общество».
– Ой! – раздался возглас, едва мы вошли.
Две девочки, которых я никогда раньше не видел. Судя по цвету их бейджиков, одна из них училась в первом классе, другая во втором. У второклассницы было спокойное узкое лицо и хвостик на голове, у первоклассницы – круглая детская мордашка и очки в красной оправе.
– Мисаки-семпай! – воскликнула второклассница с хвостиком и удивленно заморгала. – Что ты здесь?..
– Так, захотелось зайти, – ответила Мей своим обычным бесстрастным тоном.
– Разве ты не ушла из кружка?
– Просто сделала перерыв.
– Ооооо, правда? – это уже первоклашка в очках.
Похоже, эти девчонки были не в курсе специфической ситуации в классе 3-3 (что, впрочем, неудивительно, если учесть правило «не рассказывать никому за пределами класса»). Они начали разговаривать с Мей абсолютно нормально – это было лучшим доказательством.
– Эмм, а это кто? – поинтересовалась второклашка, глядя на меня.
Мей тут же ответила:
– Мой одноклассник Сакакибара-кун. Он и с Мотидзуки-куном тоже дружит.
– Ооооо, правда?
Первоклашка. Она это произнесла ровно тем же тоном, что и в прошлый раз, будто проигрывала одну и ту же запись. И выражение лица у нее было такое же – застенчивая улыбка… Ой. Это для меня не очень хорошо, пожалуй.
– Он сказал, что его интересует кружок живописи, и я его привела, – дала Мей минимальное объяснение.
– Ооооо, правда?
– Ты собираешься вступить? – спросила второклашка, застав меня совершенно врасплох.
– Ээ, я не планировал… В смысле, не знаю, я…
Пока я сражался со словами, Мей скользнула мимо девчонок. Я последовал за ней.
В комнате было куда опрятнее, чем я ожидал.
Середину занимали два больших рабочих стола, в точности таких же, как в кабинете рисования. У одной стены выстроились шкафчики членов кружка, на противоположной висели большие металлические полки, где аккуратно стояли и лежали художественные принадлежности и прочие вещи.
– Мотидзуки-кун совершено не изменился, – заметила Мей, подойдя к одному из нескольких мольбертов, стоящих в комнате. Взглянув на него, я увидел копию «Крика» Мунка – нет, не совсем копию. Детали фона были вроде не такие, как в оригинале, и человек, закрывающий уши руками, смахивал на Мотидзуки…
…И ровно в этот момент вошел Юя Мотидзуки собственной персоной.
– О, семпай.
– Мотидзуки-семпай!
Услышав девчачьи голоса, я обернулся – и да, в дверях стоял Мотидзуки. Как только он увидел нас с Мей, его лицо преобразилось, как будто он внезапно наткнулся на привидение или что-то подобное.