Анри Барбюс
Шрифт:
Его отличает от остальных только одно: он пишет свои письма быстрее, чем его товарищ Медар, который часами сопит, вздыхает и мусолит огрызок карандаша.
2
Ночь под новый, 1915 год Барбюс провел в дозоре. В бойницы, вырезанные в верхней части бруствера, можно было видеть овраг, засыпанный снегом, косяк леса и дальше — равнину. На заснеженных склонах кое-где росли невысокие елки, слегка присыпанные снегом. Украшенная елками и еще звездой над самой кромкой леса, эта ночь, несмотря ни на что, была нарядной, как и полагалось новогодней ночи.
По ту сторону оврага зарылись в землю немцы. Так же, как здесь, — французы. Оттуда не доносилось ни звука, не показывалось ни вспышки, ни единое облачко разрыва не пятнало неба. Между позициями лежала в мирном свете луны мирная полоса земли, созданная, казалось, лишь затем, чтобы дать пищу невысоким елям с голыми ветвями на подветренной стороне и рыжевато-бурой траве, стелющейся по склону, чуть присоленному снегом.
Вместе с тем тишина эта ощущалась как непрочная, зыбкая, готовая ежесекундно взорваться выстрелом, криками, отвратительным визгом шрапнели или уханьем крупнокалиберного снаряда.
Когда долго стоишь в таком напряжении, держа палец на спусковом крючке винтовки, начинает всюду мерещиться опасность. Какие-то тени, то соединяясь, то дробясь, передвигаются в глубине долины. Гранатометчики? Немецкий патруль? Нет, просто свои саперы ставят там новый ряд проволочных заграждений. Глаза напряженно всматриваются в темноту; ухо улавливает какие-то дальние шорохи.
Нервное напряжение, холод, пробирающий до костей, и удивительная тишина ночи вдруг пронизываются, словно порывом теплого ветра, мыслью о жене. Барбюс представляет себе ее в Омоне, в «Сильвии», тихом убежище, где с ними всегда были мир и счастье. Так проходит новогодняя ночь, первая новогодняя ночь на войне, проходит без особых событий.
И новый год начинается с отдыха, отдыха в деревне, по-настоящему. Полк отводят в тыл, а это сулит получение посылок и писем, что является во фронтовой жизни событием, номер один.
Тележка с брезентовым верхом, показавшаяся на опушке, выманивает всех на улицу. А важно сидящий в ней почтарь в этот момент главнее самого главного генерала!
Большинство посылок имеют чисто символическое значение: люди в тылу бедствуют, еле сводят концы с концами семьи тружеников, лишившиеся кормильца. Это вызывает привкус горечи и делает еще значительнее поток чувств и воспоминаний.
Пожалуй, никогда так ярко не выступает своеобразие характеров, как в этот момент. Только что они все походили друг на друга: на марше, в окопах, даже в бою. Сейчас каждый получил свою долю радости или огорчений, сбросил на короткое время ярмо забот или еще глубже погрузился в уныние. Толстый, несмотря на то, что всегда голодает, крестьянин из Прованса, по прозвищу «Пузан», морщится и крякает над письмом жены. Все знают, что речь идет опять об ущербе в хозяйстве: только материальные нехватки способны вызвать у него такую скорбь.
Маленький солдат, которого зовут «Всезнайка», потому что он первый, как сорока на хвосте, приносит все новости, сияет: у него молодая жена; вот еще одно письмо — следовательно, она его помнит! А ведь за ней утрепывали лучшие парни села!
Большой коренастый Жером один спокоен, его крупные руки держат листок бумаги крепко, словно лопату или молот.
— Слава богу, мы с братишкой уже не сироты, у нас есть мама, — произносит он, потирает лысину и снова обеими руками берет листок, — наш отец женился.
Хохот окружающих оставляет его спокойным.
— А велик ли братишка-то? — спрашивает кто-то сквозь смех.
— Сорок четыре стукнуло. Он на два года старше меня. Чего ржете, жеребцы стоялые? — вдруг спохватывается Жером.
В этом же январе 1915 года Барбюс участвовал в первом большом бою и в отступлении на правом берегу Эны. Это был тот самый бой, после которого его произвели в солдаты первого разряда. Барбюс выполнил боевое задание в битве на улицах Круи, которую неприятель поливал сильным пулеметным огнем.
Все началось так.
11 января 1915 года солдат 231-го пехотного полка Анри Барбюс спал как убитый на краю большой воронки. Он спал, пренебрегая холодом, с сумкой вместо подушки под головой. Кепи его было пробито пулей ночью, когда их взвод доставлял деревянные рогатки, обтянутые колючей проволокой, за линию окопов.
Измученные этим ночным переходом с тяжелыми, громоздкими сооружениями, которые они тащили на спине все вверх, все вверх, на гребень холма, под свистом пуль, солдаты спали, повалившись где попало.
В четыре часа ночи их разбудила команда: «В ружье!» Началось сражение, которое длилось около двух суток. Оно шло в Круи по всем канонам уличного боя. Французы укрывались за баррикадами, ведя огонь по наступающим немецким частям. Немцы выбили их из деревенской улицы, и бой продолжался на баррикадах за околицей.
Наибольший урон французам наносил пулеметный огонь. Взвод, в котором был Барбюс, теряя людей, продолжал отбиваться. Надо было подавить пулеметную точку в конце длинной улицы, несколько подымавшейся в гору. Этот незначительный уклон давал возможность немцам вести губительный огонь по защитникам баррикады.
Барбюс никогда никому потом не рассказывал о происшедшем в Круи. Он выполнял приказ начальства. И все. Захлебнувшись, умолк пулемет, только что сразивший половину взвода, с которым Барбюс шел с первого своего часа на фронте.
Через три дня всю дивизию, изрядно потрепанную, отвели в тыл. Барбюс пишет короткое письмо. Оно короче других его писем. Оно стремительно, оно полно жизненных сил: «Замечательное дело: я чувствую себя прекрасно…» Оно полно облегчения: «У-ух! Теперь кончено, нас отвели в тыл…» В нем есть слова, по которым можно судить о пережитом: «…Уши у нас оглохли от пальбы..», «бывали трудные минуты…» Это всегда «мы». Он пережил то, что пережили другие. «У полка много потерь, но он отмечен в приказе по армии за прекрасные действия, а меня собираются произвести в солдаты первого разряда за выполнение задания, представлявшего некоторую опасность».