Антарктида: Четвертый рейх
Шрифт:
Сам Микейрос никогда не увлекайся поэзией. Да в тот вечер Пабло и не прочел ни одного стихотворения. Просто они сидели, курили трубки и грелись у огня – это было в один из тех холодных, влажных осенних дней, когда более или менее уютно чувствуешь себя только возле камина или очага, – и говорили о горах, о людях, которых эти горы одновременно и разделяют, и соединяют; о душевной и физической зрелости, да еще о старости, которая всегда подкрадывается неожиданно. И, конечно же, о таинственных каменных плитах с пиктограммами.
Именно
Да, тот вечер с Пабло остался в его памяти как один из немногих по-настоящему счастливых вечеров, проведенных в «Андском Гнездовье». И память о нем хранят три сборника стихов Пабло с его автографами. Это были экземпляры первого его сборника «Сумерки», второго «Риск бессмертного человека» и первый том книги «Местожительство – Земля».
Прочтя в течение следующей ночи все три книжки Пабло, Микейрос наутро записал в своем дневнике: «Я счастлив: в моем доме, у моего камина провел ночь Великий Поэт Анд».
– Все же мне хотелось бы узнать, сеньор Оранди, что, какой случай привел вас, чужестранца, в горы.
– Случайно в Анды не попадают. Всегда существует цель. Но что касается вашей виллы, то сюда меня загнал ливень. Промок, как видите, до нитки. Хотелось бы согреться, если будете столь любезны. Ясное дело, я мог бы добраться и до городка…
Доктор Микейрос еще раз окинул его взглядом и лишь теперь обратил внимание, что путник-то появился в горах без рюкзака, альпинистского снаряжения и вообще без вещей. Правда, на боку у него висела прикрепленная к широкому ремню кожаная сумочка, похожая на те, которые любят носить местные индейцы, но и она казалась совершенно пустой.
Это открытие заставило Микейроса еще раз задаться вопросом: «Кто же этот человек: альпинист, оставивший вещи в укромном уголке у подножия, или бродяга, умудрившийся нарушить законы многих стран и теперь ищущий пристанища в таких вот отдаленных жилищах и селениях, куда редко наведывается полиция?» Тем более что на прямой вопрос о том, что привело его сюда, гость так, по существу, и не ответил.
– Было бы неучтиво с моей стороны, если бы вам пришлось вот так, промокшему, брести обратно в городок, – сказал он, закуривая трубку. – Прошу в дом. Надеюсь, хозяйка накормит нас и даст по стакану старого вина.
– Хозяйка? Мне сказали, что вы живете здесь в одиночестве, – оглянулся Оранди на «Андское Гнездовье», – что-то вроде горного волка-одиночки.
– Волк-одиночка – скорее качество характера, нежели реальность бытия.
– Почти согласен. Хотя и реальность бытия – тоже.
– А хозяйкой этого дома является сеньора Оливейра. Впрочем, ваши слова свидетельствуют о том, что вы достаточно хорошо знали, к чьему дому приведет вас эта дорога.
– Естественно, – невозмутимо согласился Оранди. – Хотя и не имел удовольствия знать вас в лицо. Кроме сеньоры Оливейры, в доме есть еще кто-нибудь?
Микейрос уже направился к жилищу, но, услышав вопрос гостя, остановился.
– Вам крайне необходимо знать это? Вас что-то беспокоит? – сухо спросил он.
Все, кто наведывался сюда до сих пор, считали необходимым немедленно и как можно подробнее рассказать о себе, чтобы хозяин знал, с кем он имеет дело, и не задавал лишних вопросов. Однако сеньор Оранди, или как там его на самом деле, с откровениями явно не торопился. Это не то чтобы совершенно не нравилось Микейросу, однако излишне интриговало. А разгадывать подобные загадки он не любил. Достаточно с него тех, которые порождали самим своим существованием плиты с забытыми письменами.
– Не скрою, меня это действительно очень беспокоит, – все с той же невозмутимостью подтвердил Оранди. – Со временем даже объясню, почему. Итак, гостит ли у вас еще кто-нибудь?
– В одной из комнат отдыхает доктор Кодар. Он только вчера прилетел из Европы и, похоже, мертвецки устал.
Микейрос хотел вспомнить и о своей гостье, гляциологе и журналистке Герте Менц, отдыхавшей сейчас в отведенной ей комнатке на третьем этаже, но что-то его остановило. Ему вдруг показалось, что, умолчав о ее присутствии, он сумеет уберечь журналистку от опасности.
– Доктор Кодар? – насторожился Оранди. – Слишком редкостная фамилия, чтобы казаться настоящей. Вы знали его раньше? Давно знакомы с ним?
– Простите, вы из полиции? Нет, из контрразведки? – уже не скрывал своего неудовольствия Микейрос.
– Почему из контрразведки?
– Теперь, знаете ли, полмира истребляют друг друга, – обронил Микейрос и не спеша направился к дому.
– Не думаю, что вы обладаете чем-то таким, что представляет интерес для разведки, – двинулся вслед за ним Оранди. – И потом, я ведь предупредил, что со временем все объясню. А пока что позволю себе повторить вопрос: вы давно знакомы с доктором Кодаром, прибывшим к вам из Европы? Может быть, слышали о нем, встречали в каких-то публикациях его научные труды?
– Я не достиг того уровня осведомленности, чтобы знать всех ученых мира, сеньор Оранди. Но если я правильно понял, доктор Кодар – серьезный ученый, занимающийся изучением наскальной живописи и древних манускриптов. В частности, он интересуется всем, что касается древней медицины. Несколько индийских и малайзийских фирм заключили с ним договор о том, что он будет снабжать их любой информацией, какую только удастся выудить из рукописей.
– Исчерпывающая информация. Выясняется, что до сегодняшнего дня вы никогда не виделись с доктором Кодаром и никто никогда не рекомендовал его вам. Кроме того, вы забыли заглянуть в его паспорт и представления не имеете, гражданином какой страны следует считать своего гостя.