Антарктида online

Громов Александр Николаевич

На измученном лице Непрухина ясно читалось: «Вот это я дал! Вру и не краснею!» Ухов показывал ему уже не один, а два больших пальца.

– …Обладая свойством пластичности, антарктический лед под действием собственной тяжести постепенно течет от, грубо говоря, центра материка к краям. Движение его крайне неравномерно – от нескольких метров в год в глубине континента до одного-двух километров в год в так называемых выводных ледниках близ побережья. О трещинах, неизбежно возникающих в толще льда благодаря разнице в скоростях движения и перегибам подстилающего рельефа, мы поговорим в одной из следующих передач…

«Если она состоится», – добавил про себя трезвомыслящий Баландин. Уж очень несолидно выглядела «Антарктида online» с потным Непрухиным на табурете и горизонтальным Макинтошем, почесывающим пятку с грациозной ленью природного русского Емели. Да, но что такое солидность? А главное, нужна ли она отцам-основателям новой нации?..

«Нет, – ответил Баландин так же мысленно, как и усомнился. – Наглость нужна – это верно. Так ведь она у них есть…»

– Ошибаются, однако, те, кто думает, будто Антарктида сплошь покрыта унылыми льдами, – продолжал потеть Непрухин. – Помимо поднимающихся над куполом вулканических конусов и так называемых нунатаков, среди льдов встречаются оазисы солидной площади – до семисот квадратных километров… В оазисе Бангера есть озеро, прогревающееся к февралю до двенадцати градусов – любители могут купаться! Встречаются, правда, и незамерзающие соленые озера, купаться в которых не рекомендуется даже пингвинам… В оазисах богат – по антарктическим меркам – животный и растительный мир, о котором мы поговорим в нашей следующей передаче завтра в это же время. Оставайтесь с нами! – Непрухин сделал глубокий вдох и продолжил: – Через несколько минут мой коллега и соотечественник Эндрю Макинтош повторит этот выпуск программы для англоязычных слушателей, а пока настройтесь на волну «ретро» и прослушайте песню «В Антарктиде льдины землю скрыли», как нельзя лучше соответствующую нашей сегодняшней теме. Увидимся!.. – Обессиленный, он отвалился от микрофона, рот – вкривь, глаза – удавленника.

– Класс! – прошептал Баландин. – Для непрофессионала – класс!

– Мужики, – жалобно, явно через силу позвал непрофессионал, – выпить нету?

– Дадим, – ядовито прошипел Ухов, показывая кулак и строя страшные гримасы. – Особенно если микрофон выключишь.

– ?!. – Зашипев на вдохе, Непрухин вскочил, уронив табурет. Сделал безумные глаза, замахал руками.

– Шучу, – засмеялся Ухов. – Я выключил.

– Шути, да знай меру! За такие шуточки знаешь…

– Что?

– Нальешь двойную порцию.

* * *

Если очень постараться, то можно нагреть океан и на полюсе, но вопрос его остывания – лишь вопрос времени. Физику не обманешь – приходится к ней приспосабливаться. В марте месяце в южных околополюсных широтах день еще достаточно долог, зато ночь моментально отбирает у атмосферы крохи тепла, накопленные днем. Как следствие, теплый – пока еще теплый – океан чудовищно пбрит, заволакиваясь густейшим туманом. В нем тонут Магеллановы облака и Южный Крест, исчезают атоллы с озябшими пальмами, прячутся айсберги, по воле ветров и течений заплывшие туда, где прежде был материк, растворяются очертания спасательных судов, и мир съеживается до границ вытянутой руки. Лишь ярчайшие прожекторы на рубках да сиплые вопли корабельных сирен дают намек на то, что мир вообще-то несколько протяженнее, нежели вытянутая рука. Но верится в это с трудом.

На ночь спасательные суда ложились в дрейф, отойдя подальше от ближайшей суши. Утреннее низкое солнце выедало туман столь медленно, будто стремилось продлить удовольствие от смакования небывалого деликатеса. Везло только островам, имеющим порты, где океанские суда могли пришвартоваться к пирсу, или хотя бы удобные гавани. Там спасательные работы не прекращались и ночью. Но кто же, находясь в здравом уме, стал бы строить порты на всех без исключения островах и островках Полинезии, по воле «рокировки» заброшенных ныне в ближайшие окрестности Южного полюса?!

С атоллов, гаваней не имеющих, эвакуацию жителей можно было производить лишь с полудня до наступления ночной темноты, да и то не всякий день. Близ мест, где теплые воды сталкивались с холодными, оставалось только молиться о ветре – губителе туманов. Как назло, во всем южном полярном бассейне надолго заштилело. Всякий моряк понимал, что хороший полярный шторм – лишь вопрос времени, что рано или поздно природа, получившая небывалый хук, опомнится, придет в себя, накопит силы и растратит их единственным доступным ей способом. Кое в чем природа похожа на человека – тот тоже, получив поленом по лбу, какое-то время приходит в себя. Зато уж потом…

Спешили. От судов к берегам и обратно безостановочно бегали шлюпки и катера. Палубы лайнеров, сухогрузов, эсминцев и даже танкеров заполнялись толпами некогда коричневых, а теперь серых от холода туземцев с их скарбом, хнычущими детьми, блеющими козами и бессловесными кокосами. Многие беженцы подавленно молчали – иные, напротив, яростно требовали эвакуации с замерзающих островов их любимых «Тойот», мотороллеров, велосипедов, швейных машин – и, случалось, добивались успеха.

Весь мир обошла душераздирающая история: некий полинезиец застрелил капитана спасательного судна за отказ взять на борт любимую свинью означенного аборигена и двенадцать ее поросят. В сообщениях случившегося на борту корреспондента, казалось, слышался визг несчастных хавроний. Преступника хотели было выбросить за борт, но потом посадили в трюм под замок. Туземец выиграл во всех отношениях: ехал в тепле, вместо того чтобы мерзнуть на палубе, и был в конце концов освобожден от судебного преследования благодаря общественному движению в защиту домашних животных, нанявшему лучших адвокатов. О трех малолетних детях застреленного капитана ничего не сообщалось.

С некоторым опозданием в высокие южные широты прибыли два судна, зафрахтованные Гринпис, и целая флотилия катеров, вскоре напомнивших о легендарной спасательной операции, осуществленной Ноем и сыновьями. Часть этих судов занялась перевозкой в более теплые края брошенных домашних животных, другая часть обратилась к дикой фауне. Людей игнорировали и те, и другие. Ловили всевозможных пингвинов, в том числе императорских, имевших неосторожность уплыть на айсбергах за границу «зоны рокировки» и оставшихся в приполярных водах, грузили их на катера и, препятствуя птицам в их намерении выпрыгнуть за борт, везли возмущенно орущий груз к берегам Антарктиды, потому что пингвины должны жить именно там. По дороге эти катера встречались с другими катерами, идущими навстречу от берегов Антарктиды и также груженными отловленными пингвинами, потому что исконный ареал этих птиц – южные приполярные воды, а не где-нибудь. Дружелюбно побеседовав под гвалт живого груза, капитаны катеров приказывали лечь на прежний курс и продолжали путь.

Если в любом деле главное – система, то человек воистину велик. Он сумел привести в систему и полный бедлам.

Обманывая береговую охрану, катера притыкались к любому гостеприимному берегу, выпуская на волю мычащий, хрюкающий и блеющий груз бесхозного скота, отчего в Австралии возник ящур, причинивший громадные убытки, а морские пограничники Филиппин и Индонезии вскоре стали обстреливать гринписовские посудины без предупреждения. Бури эмоций, пенясь и клокоча, изливались с телеэкранов и газетных полос.

В тумане гринписовский катер на полном ходу протаранил французский сухогруз. Катер затонул; сухогруз с дырой ниже ватерлинии выбросился на песчаный пляж ближайшего атолла, огласив эфир истошным SOS. Человеческих жертв, к великому удивлению, удалось избежать, но островитянам, только что снятым с этого атолла, довелось еще на несколько дней продлить прощание с родимой сушей, уже припорошенной первым пушистым снежком. Местных пальм только-только хватило на костры для обогрева замерзающих. Туземцами был побит один гринписовец, принесший к костру для отогрева оцепеневшую на холоде сколопендру.