Антарктида online

Громов Александр Николаевич

А тут у них высокогорный курорт, только без гор. Вместо гор пучится здоровенный стационарный купол – главная постройка станции. В куполе местные и живут, и обедают, и снимают данные с вынесенных вовне приборов. Там же оранжерея со всякой растительной всячиной, в том числе цитрусовыми деревьями – любимое место большого зеленого попугая начальника станции, если он (т. е. попугай, а не начальник) не сидит у кого-нибудь на плече и не летает под куполом, хрипло ругаясь на кого-нибудь. Попугай новозеландский, породы кеа, и зовут его Кешью по имени любимых им орехов. Проще говоря – Кеша.

Говорят, некоторые, вроде того попугая, неделями не выходят из купола, но я бы так не смог; по мне, что сидеть в куполе, что в вольере зоопарка, как антилопе какой-нибудь вилорогой, – один черт. Это только в пургу хорошо, а пуржит здесь редко. Ну, понятно, магнитологи, аэрологи, астрономы и дизелисты выходят на вольный воздух каждый день, им надо.

«Мороз и солнце, день чудесный». Знал Пушкин толк в чудесных днях. В такие дни чувствуешь, что не напрасно родился на свет – игра свеч стоила. Кончились все «прелести» материковой глубинки – ни тебе минус восьмидесяти ниже нуля, ни нулевой влажности воздуха, что сушит горло как силикогель, ни гипоксии, ни белой мглы. Знаете, что это такое? «Смока и Малыша» читали? Так вот это и есть та самая «белая смерть», но Джека Лондона я все же поправлю: дышать в белой мгле можно, если через нос, а еще лучше через подшлемник. Зато видимость – ноль. Мелкие-мелкие кристаллики снега висят в приповерхностном слое, как туман, и даже при полном безветрии не спешат опускаться. Если летишь над белой мглой на последних каплях горючего, сесть и не разбиться – крупная удача.

Столько самолетов сразу станция Амундсен-Скотт, наверное, никогда еще не видела. Мы прилетели пятнадцатыми; в тот же день прибыли еще два самолета и назавтра – еще один. Девятнадцать. От девятнадцати антарктических станций. По погодным условиям не смогли прибыть норвежцы из Модхейта, наши с Новолазаревской и индусы со станции Маитри, но обещали постоянно быть на связи. Англичане привезли украинцев. Аргентинцы с чилийцами как обещали проигнорировать Конгресс, так и проигнорировали.

Мы решили: пусть им будет хуже.

Кворум? Если считать по действующим станциям, кворума не было. Если по государствам – был. Пятнадцать национальных делегаций из двадцати стран «антарктического клуба» – это кворум. Еще какой!

С Мак-Мёрдо прилетел «Геркулес-130». Он привез не только американскую делегацию, но и новозеландцев с близлежащего Скотт-Бэйза, запасы провизии на всю нашу ораву, а главное – еще один купол, надувной и колоссальных размеров. Для чего они держали его на Мак-Мёрдо, так и осталось для меня загадкой. Может, собирались оборудовать кегельбан. Так или иначе, к моменту нашего прилета купол был уже наполовину надут и здорово нам пригодился – и как зал заседаний, и как общежитие. Я и раньше знал, что Амундсен-Скотт – станция немаленькая, может при случае принять сотню гостей… ну вот и приняла. Хозяевам почти не пришлось тесниться.

Как я мечтал когда-то побывать на южной маковке планеты! На Востоке зимовал один раз, а слетать на Амундсен-Скотт – не вышло.

Вот она, вожделенная станция, а полюса нет, хоть тресни.

Само собой разумеется, я все равно осмотрел и сфотографировал местные достопримечательности. Тут у них точнехонько на полюсе стоял на подставке металлический шар, полированный и посеребренный, и полярники то и дело таскали его с места на место, потому что географический полюс планеты не пригвожден к одной точке, а выписывает хитрые кривые, называемые нутациями. Если хочешь совершить «кругосветку» – подстрахуйся и не пожалей лишней минуты на то, чтобы обойти шар по кругу радиусом в несколько десятков шагов. Можно прокатиться и на тракторе. А еще гости станции любят фотографировать свои безбожно искаженные физиономии, отраженные шаром. Конечно, сделал это и я, хотя шар теперь стоял не на полюсе, а на пересечении экватора с линией перемены дат. Все равно – достопримечательность.

За исключением шара и купола, здесь в общем-то почти так же, как и везде. Несколько домиков. Взлетно-посадочная полоса. Высоченные антенны. Буровая вышка. Магнитный павильон – внизу, в толще льда, как у нас на Востоке. Совсем глубоко под поверхностью – датчики нейтринного телескопа, а наверху торчит купол над телескопом оптическим. Зашел к коллегам-аэрологам – ничего, работать можно, хотя у нас в Новорусской удобнее. Зато по части чисто бытового комфорта американцы дадут сто очков вперед любой нации, а нам в первую голову. У нас в той же кубатуре с комфортом разместилась бы не сотня душ, как у них, а вчетверо больше.

Само собой, в том случае, если бы это кому-нибудь понадобилось – ААНИИ, Росгидромету или кому угодно, кто готов платить за работу и требовать результатов. Только это уже в прошедшем времени…

Ерепеев нашел знакомых из Мак-Мёрдо и Бодуэна, Шеклтон встретил соплеменных австралийцев, чуть не задушивших его в объятиях, а я оказался как бы не у дел. Впрочем, ненадолго: как только братья-полярники узнали, что я и есть тот самый Ломаев, чья фамилия стояла первой под манифестом о независимости, всяк норовил хлопнуть меня по плечу. С отбитым плечом я удрал помогать американцам разгружать «Геркулес». Рычал и вонял компрессор, заканчивая надувать купол. Человек десять дружно качали «лягушки», наполняя надувные матрасы – наши будущие кровати и «кресла для делегатов». Юлил по льду маленький японец, согнувшийся под огромной кипой одеял. Те, кто поздоровее, выкатывали из «Геркулеса» бочки с соляркой. Хохот, шутки.

Главное, все они уже считали себя антарктами. Ну, большинство. При этом никто из них не знал, что это за зверь такой – антаркт, чем он отличается от остальных двуногих, как он должен себя вести и чего от него можно ожидать, а чего нельзя.

Я, кстати, тоже.

Может быть, по этой причине веселье было несколько жеребячьим.

Мы-то ладно, нас с Ерепеевым можно понять: отщепенцы и изменники Родины. Допустим, чисто формально, но все равно изменники, нам назад ходу нет. Ну, а остальные? Поляки, скажем. Или китайцы. Англичане, австралийцы, японцы, новозеландцы, украинцы – как их понять? А главное – как понять американцев? Они же все жуткие патриоты, и их стране дележ Антарктиды как раз на руку!

Это потом я в патриотизме и его движущих силах стал разбираться чуть лучше, а пока – недоумевал. Вспомнить бы мне сразу Шеклтоново «факин политик – гоу хоум»!

Нет в Антарктиде политиков, вот в чем дело. Ученые есть, работяги есть, попадаются и администраторы, иные даже в погонах, а политиков – ни одной особи. Нечего им тут делать. Для тех, чей питательный субстрат – народные массы, Антарктида – голод и смерть. А у ученых свои интересы.

Хотя комфортной жизни Антарктида и теперь никому не обещала. Правда, тут еще надо разобраться, что для кого комфорт, а что нет. Для адмирала ВМС, начальствующего над американской антарктической экспедицией, комфорт неразрывно связан с дисциплиной и подчинением его приказам, ну а для рядового исследователя немного не так…

Не сомневаюсь, что на американцев давили. Поначалу, наверное, мягко, затем все круче и круче, перейдя от рекомендаций к недвусмысленным приказам. Но покажите-ка мне ученого – настоящего ученого, – который откажется от дела всей своей жизни по окрику сверху? Нет таких. Если патриотизм американского обывателя держится главным образом на великолепной работе СМИ, то патриотизм интеллектуала, которому не так-то просто запудрить мозги, завязан у них на ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ. Отними у ученого право заниматься чем ему хочется – и он, надувшись, как дитя, ударится во фрондерство, диссидентство, внутреннюю или внешнюю эмиграцию и черт знает во что еще. Может, даже в политику, если чересчур наивен.