Античная наркомафия 4
Шрифт:
С него и почнём — ага, и как с представителя передовой европейской цивилизации, и как с моего нынешнего сейсекундного напарника, находящегося прямо при моей персоне. Жил себе человек — ну, если мента за человека считать — в солнечной Испании, хоть и не в Мадриде, но и не в каком-нибудь нашем захолустном Урюпинске, а в курортном Кадисе. Получал свои взбучки от своего полицейского начальства, гонял марокканских нелегалов, шлюх и местную шушеру, в курортный сезон «руссо туристо» вроде нас добавлялись, что тоже, признаемся уж честно, ни разу не фунт изюму. Но в остальном — жил он себе благополучно и ни о чём особо не тужил. Служба стабильная и нужная, увольнение не грозило, получка тоже стабильная, да ещё и в евро, не шикарная, но и уж всяко не нищенская, а уж позволить себе на ту получку в евро в сытой и благоустроенной Европе можно по нашим меркам немало. В общем, с попаданием повезло Хулио Васкесу, а для нас — Хренио Васькину, как утопленнику. Нам с ним — куда больше, учитывая его табельную пистоль и баскскую национальность. Хоть и иберы живут на юге Испании, а не прямые предки современных басков, но прежнее население баскам родственно, и баскских слов в местном языке оказалось не столь уж и мало. В общем, и силовая «крыша» на первом этапе, и хоть какой-то переводчик для хоть какого-то общения с хроноаборигенами на втором. Без него — пропали бы на хрен, если и
Эти не с нами сейчас, а в Карфагене, где и наши супружницы обитают. Живём мы там, если кто не в курсах. Жили бы себе и дальше, наслаждаясь благоустроенностью полумиллионного античного города, где всё для блага человека, если он свободен, при связях и при деньгах, да вот беда — Карфаген должен быть разрушен. И это не я решил, если кто с историей не в ладах, это всё проклятый римский сенатор Марк Порций Катон. Точнее — решит лет эдак через сорок, но решит твёрдо, хрен переубедишь — это же Катон! Он там не один, конечно, решения принимает, и мы ещё будем посмотреть, что у него выйдет с учётом той нумидийской интрижки, которую мы замутили, но при всех наших надеждах на лучшее готовимся мы к худшему и настраиваемся на него. Но это будет или не будет ещё нескоро, и пока в Карфагене всё нормально — в самом городе, по крайней мере, и поэтому семьи наши живут там, покуда мы здесь, в полудикой Испании, подготавливаем надёжное и стабильное будущее, не зависящее от всяких там катонов…
Вот там со своей стервой Юлькой и Серёга Игнатьев остался. Если совсем уж честно, то первое время они обузой были, полезной только в перспективе, но до этой перспективы мы, хвала богам, дожили. Серёга — типичный блатной сынок крутых родоков и типичный офисный планктонщик со всеми вытекающими, но геолог по образованию, и пользу от его каких-никаких геологических познаний мы уже поимели, а в дальнейшем рассчитываем поиметь ещё большую. Юлька же Игнатьева, а тогда ещё Сосновская — студентка-историчка, два курса благополучно отучившаяся, и теперь обеспечивающая нам наше историческое послезнание. Но и истеричка при этом такая, что Серёге хрен позавидуешь, и спасибо ему огромное ещё и за то, что живёт с этой стервой, принимая на себя львиную долю её «пиления».
Чета Смирновых разделилась — Володя с нами в Испании, в первом эшелоне вторжения, но на днях мы его, надеюсь, всё-же нагоним, а вот Наташка евонная, бывшая Галкина — тоже в Карфагене, как и остальные наши бабы. Володя в прежней жизни автослесарем был — работа давно уже не столь прибыльная, как во времена позднесовдеповского дефицита автозапчастей, но благодаря изобилию автомобилей — практически стабильная и в некоторых отношениях даже поспокойнее моей. Представляю, каково бы ему пришлось, не отслужи он срочную в спецназе. Разведка — она к любой неожиданности готова. Да и экипирован он оказался для нашего положения прекрасно — и нож, и пила, и топорик. Вместе с моим буржуинским мультитулом этого хватило для нашего первоначального вооружения примитивными самодельными арбалетами, которые и привели нас на службу в частные вооружённые формирования Тарквиниев. Лучники в античной южной Испании — страшный дефицит, и мы с нашими «ручными аркобаллистами» пришлись весьма кстати в качестве эдакого более-менее приемлемого суррогата. Наташка, по правде говоря, поначалу была ещё худшей обузой, чем Юлька, но эту обузу практически целиком вынес на себе Володя, а в дальнейшем нам пригодились её биологические познания — как-никак, студентка Лестеха по лесохозяйственной части. Как Серёга с самоцветами ценными разобраться помог, так и Наташка — с дикими лесными шелкопрядами, и это здорово спрямило наш путь к финансовому благосостоянию.
Ну и я сам, Максим Канатов, технолог-машиностроитель по образованию и старший мастер станочного участка по последней должности, срочную служивший в простых погранцовских «сапогах». Инженер — ну, по сравнению с некоторыми, смею надеяться, не самый хреновый, но и ни разу не жюльверновский Сайрес Смит. Что по моей специализации — всегда пожалуйста, а вот в чём не копенгаген — прошу пардону. А копенгаген я, вообще говоря, только в механической станочной обработке готового металла, и до хрена ли от этой моей специализации толку в античном мире, ни о каких современных металлорежущих станках и не слыхавшем и даже простой слесарный инструмент имеющем лишь такой, что охарактеризовать его адекватно можно только на русском матерном?
А посему, если кто-то на полном серьёзе полагает, что за неполных четыре года мы могли бы тут напрогрессорствовать в разы больше, чем реально напрогрессорствовали — едва наметили, если честно и объективно, так пущай либо берёт флаг в руки и сам показывает, как это делается, либо молча и безо всякого флага прогуляется на хрен. На прежней ещё работе в прежней жизни утомили своим врождённым дебилизмом досужие идиологи-теоретики. А реальная практика заключается в том, что базис у нас — замшелый античный, даже в крутейших культурных центрах, и плясать мы можем реально только от него, и хрен чего надстроишь на него современного, не усовершенствовав сперва до нужного уровня сам базис. Я о технике, если кто не въехал, поскольку с кадрами-то как раз проблем поменьше. Античный раб-ремесленник по своей квалификации не сильно хуже, а то даже и получше позднесредневекового мануфактурного работяги, и это я о среднестатистических говорю, а если штучных уникумов в расчёт взять — таких, как мой старик Диокл, например, бывший раб-механик самого Архимеда — так и мастера средневековые цеховые по большей части могут перекурить, если есть чего. Не в кадрах квалифицированных проблема античной промышленной базы, а в технике. Только благодаря светлой голове и золотым рукам бывшего архимедовского механика у меня есть теперь единственный в античном мире токарный станок с суппортом. Нет, идею-то ему я подсказал, механизм вместе обмозговывали, а вот исполнение — чисто его. Не здесь, правда, а в Карфагене тот уникальный станок находится. По хорошему, так как раз там бы, в этом признанном культурном центре, и закладывать основу нашей будущей промышленности, да нельзя её там закладывать — увы, Карфаген должен быть разрушен. Вот завоюем юг Лузитании, удержим его, слепим на нём карманное турдетанское государство, добьёмся его признания Римом в качестве «друга и союзника римского народа» — тогда в нём уже и промышленность нормальную ваять будем, и на её базе уже прогрессорствовать. А пока — нет у нас ещё ни самой промышленности, ни территории для её развёртывания. И это только «во-первых», а есть ведь ещё и «во-вторых».
Кроме знаний попаданческих,
Так за что я там царька нашего карманного чехвощу и яйца его будущему бронзовому коню надраить грожусь? Ах, да — за обувь обычных турдетанских ополченцев, а точнее — за её отсутствие. Тяжелая линейная пехота, как и конница, в чистом поле сражается и побеждает, а на сильно пересечённой местности, особенно в неудобьях — мало от неё толку. Легкая пехота тут нужна, подвижная, шустро маневрирующая и в любую щель забраться способная, да так, что хрен её оттуда выковырнешь. Не для тяжеловооружённых легионеров такой круг задач, а для легковооружённых вспомогательных войск, а таковыми Миликону служат простые сельские ополченцы-пейзане. А они у него — многие без плащей и босые. Нормальный античный крестьянин — человек крепкий, выносливый, здоровый и закалённый, в нашем современном мире таких днём с огнём искать пришлось бы, а здесь такие обычны и ничем не примечательны. Предки ведь воевали босыми и полураздетыми, а они, их потомки — пальцем, что ли, деланные? Ага, как тогда, три с половиной года назад под Кордубой. Непрошибаемая железная логика, с которой я бы охотно согласился, если бы не маленький пустячок. В тёплой Андалузии, прикрытой от северных ветров горным хребтом Съерра-Морены, по низинке привычный человек может вполне и босиком пошляться. Но то — в равнинной долине Бетиса, исконной стране турдетан, а здесь — уже не Бетика, здесь и северные ветры иногда дуют, и горы на каждом шагу. А в горах даже в тёплой средиземноморской Испании зима бывает, если кто не в курсе — настоящая, со снегом, местами ни назавтра не стаивающим, ни даже через несколько дней, а накапливающимся в течение всей зимы. Вот как раз с одного такого места мы и возвращаемся.
Планировали ведь как? Первая цель — низовья долины Анаса, Гвадианы современной, самая плодородная, пожалуй, местность из намеченных к захвату. Входим, оккупируем, а на новой границе строим форты и размечаем будущий лимес. Миликон с Первым Турдетанским, конницей и частью ополчения после этого рвётся форсированным маршем ко второй цели — финикийской Оссонобе, а оставленные в долине Анаса отряды ополчения те форты достраивают, тот лимес по разметке сооружают, да под охрану и оборону получившийся рубеж берут — ага, граница на замке, называется. Разумно? Ага, в теории! Ровную-то часть долины перегородили рвом и валом без проблем, оба речных берега фортами заперли, но по бокам-то от долины — горы! А там — мало того, что земля каменистая, хрен отроешь тот ров и хрен насыпишь тот вал, там ведь ещё и ощутимо прохладнее! Хвала богам, через горный хребет и пройти-то можно далеко не везде, так что и не нужен там сплошной лимес, но перевалы-то фортами запереть надо. А оставлена Миликоном здесь худшая часть ополчения, полураздетая и полубосая, и этим теперь не надо разжёвывать, почему фрицы не взяли Москву. Едем мы, значит, следом и наблюдаем картину маслом — отряд, выделенный для охраны форта на перевале, почти весь внизу, в долине, а в форту — хорошо, если человек двадцать вместо положенной полусотни. Ну и как они удержат тот форт, если лузитаны вдруг опомнятся, да кинутся горячо любимую родину защищать?
В двух местах и не удержали, и пришлось нам подключаться, дабы новый турдетанский орднунг восстановить. Подступаем, форт со всех сторон обкладываем, многократное превосходство сил демонстрируем, затем — дальнобойность роговых луков, да осадную артиллерию — ага, все три малых онагра. Для пущей доходчивости лучники пускают с десяток горящих стрел, а онагры — залп зажигательными ядрами. Лузитаны, конечно, очаги возгорания тушат, но призадумываются и склоняются к конструктивным переговорам. А конструктив у нас для них один — снимай сапоги, власть переменилась! Это помимо оружия и плащей, которые, ясный хрен, туда же до кучи. Кто-то недоволен оставленной ему жизнью? Парочку особо непонятливых вздёргиваем прямо на ближайшем дубовом суку — ага, высоко и коротко, и один хрен сперва разоружив, раздев и разув, после чего остальные всё и ферштейн, и андестенд, и просто въезжают. Кому холодно — могут остаться, щас сделаем жарко! А, уже согрелись? То-то же! Въехавших и осознавших преимущества нового турдетанского порядка, не дав опомниться, заставляем вести в свою деревню, куда и следуем за ними, оставив в отбитом форту одетый и обутый в лузитанское шмотьё гарнизон. В деревне берём за жопу старосту — твоя община виновна в создании незаконных бандформирований и в разбойном нападении на военнослужащих турдетанской правительственной армии! Известно ли тебе, что за это полагается? Тот, конечно, не только не в курсах, но и вообще словов-то таких ни разу в жизни не слыхал, но кого это гребёт? Сконфуженные рожи раздетых и разутых односельчан говорят сами за себя, и дурака включать поздно, да и не рекомендуется — отныне и впредь здесь свобода, в том числе и свобода слова, и мы не препятствуем докладу о весьма незавидной судьбе двоих, осмелившихся означенного дурака включить. Поэтому и староста, ясный хрен, мигом осознаёт всю серьёзность момента и уже сам затыкает рты не въехавшим. И это — правильно, местного самоуправления никто не отменял. Здесь демократия или нахрена? Дураки и у лузитан в старосты обычно не выдвигаются. Этот мигом просекает, что если бы мы пришли карать, так уже молча карали бы, а не разговоры вели. Так чем община может загладить свою вину перед доблестной турдетанской армией? Вот это — конструктивный разговор, приятно иметь дело с понятливыми людьми. Шмон, конечно, устроили, но щадящий. Где два или три меча или фалькаты находили — один клинок оставляли владельцу. Понятно, что забирали лучший, а оставляли худший, но оставляли, подчёркивая тем самым, что это не разоружение побеждённых, а обыкновенная мародёрка дорвавшихся до добычи победителей. Дикари — они к таким вещам чувствительны. Отнять оружие у взрослого свободного мужика и запретить ему его иметь — это значит опустить его ниже плинтуса, уравняв с рабами — можно ли даже вообразить худшее оскорбление? Но мы не римляне, и нам не унижение лузитан нужно, а добыча и покорность. Оружие реквизированное новым турдетанским ополченцам пойдёт, которых Миликон ещё не раз вербовать будет, а плащи с сапогами — вон сколько ещё с нами босых и полураздетых!