Античная наркомафия-8

Безбашенный Аноним

— А это как?

— Если ты собралась обиды дурацкие включать по любым пустякам, так ты учти, что на обиженных воду возят, — разжевал я ей, — Кому они вообще нужны и интересны, эти хронически обиженные? Ты же сама это понимаешь, ну так и не уподобляйся таким сама. Пускай другие делают эту ошибку и вызывают своей дурью только презрение к себе, а ты будь умнее их всех, вместе взятых. Ведь можешь же, если захочешь?

Перед сборами на культурное мероприятие я ещё успел принять пяток клиентов и разрулить их проблемы, а затем надиктовать письмо собственному римскому патрону, а котором поздравил его с избранием плебейским трибуном. По закону они там с десятого декабря в должность вступают, да только наш декабрь и римский — это два совсем разных декабря. До нашего ещё месяц с гаком, а ихний давно уже прошёл, и патрон уже полным ходом блюдёт интересы избравших его сограждан и набирает у них очки для своей семьи, а я только недавно письмо его получил об успешных для него выборах, мной же частично для него и профинансированных — ага, типа первого подхода

к игре в мировую закулису…

Мероприятие проходило на стадионе-амфитеатре вне горолдской черты. Я мог, конечно, как министр тяжпрома, и на правительственную трибуну с семейством пройти, и на чём-нибудь официозном был бы даже обязан, но тут протокол позволял сесть поближе к народу, что мы и сделали. Мелочь, но из таких мелочей и складываются все отношения с трудящимися массами. На поле и участницы представления собрались под руководством Хитии, спартанка толкнула небольшую приветственную речь с шутками, зрители ржали и аплодировали, затем участницы обошли круг — начиная с выпускного потока "гречанок" и заканчивая шмакодявками. Как и ожидалось, "несравненная" Кессия опоздала к началу — ровно настолько, чтобы её прибытие уж точно не осталось не замеченным — ещё бы, когда с ней заявились в виде эдакой "свиты" и все гости ейного "симпосиона"! Само собой, там и наша пацанва присутствовала — ага, в числе доброй трети всей учебной центурии. Турия напряглась и попросила у меня трубу, когда наши ребята расселись вперемешку с девками "несравненной", а я ухмыльнулся, когда увидел характерный блик — Волний тоже достал свою и увлечённо уставился в неё куда-то в сторону правительственной трибуны. Гляжу туда — ага, так и знал — дразня Рузира, ещё одна "несравненная", Гавия Лузитанская, села возле старика Ретогена, поддёрнула и без того короткий подол и закинула ногу на ногу.

Турия, убедившись, что мой наследник не лапает соседку и не лезет ей руками под подол, успокоилась и вернула мне трубу, я глянул в неё сам — ага, парень пялится на коленки лузитанской знаменитости, а однокашникам тоже не терпится, и они просят его поделиться "глазом". Особенно Мато — бландынка же шикарный, гы-гы! Так-то ливиец по-русски давным давно уже правильно говорит, только акцент его и выдаёт, но когда не на шутку взволнован — проскальзывает у него.

Понятно, что "танец осы" и ему подобные номера с полным или почти полным раздеванием на массовом публичном мероприятии наши "гречанки" не устроили. Где-то в Греции оно, возможно, и практикуется, хотя и по давешнему коринфскому выпуску гетер я такого не припоминаю, только на относительно закрытых симпосионах, но я же всё-таки не знаток всех греческих обычаев. Как, например, массовые загулы тех же дионисанутых тамошних оценивать прикажете? Римляне оценили аналогичные им Вакханалии на своей территории вполне однозначно, выжигая их калёным железом, хоть и топорно, но вполне целенаправленно и последовательно. Сами же греки — ну, вроде бы, культ и тайным у них считается, но при такой массовости и нейтральном отношении властей тайность его у них весьма условна. Ходят по краю, скажем так. У нас это безобразие как-то тоже ко двору не пришлось — наш народ в этом плане ближе к римлянам, чем к грекам. Симпосионы типа греческих, если они закрытые и не напоказ — ну, знают о них, конечно, но пока они глаза трудящимся массам не мозолят и приличных девок с бабами в оргии не втягивают, то и хрен с ними. В этом примерно ключе и наша школа гетер действует, нарушая в открытую традиционные правила благопристойности лишь в той мере, в какой народ согласен это не за подрыв устоев, а за допустимое озорство считать. Ну, в самом городе, во всяком случае, глухие деревни с их совсем уж замшелой традиционностью в расчёт не берём. Поэтому и ножки "гречанок" выпускного потока в их танце хоть и мелькали, но не задирались выше головы, как в известном по нашему реалу хренцюзском канкане — могут и это, все ведь о закрытых симпосионах наслышаны, но всему своё время и место. Здесь, прямо перед всем городом и его ближайшими окрестностями, народ такого не понял бы. Но и это позволил себе только выпускной поток — все совершеннолетние и без пяти минут гетеры, которым, ясный хрен, хоть как-то рекламировать себя нужно в преддверии выпуска. Их соученицы из предвыпускного потока танцевали куда скромнее, лишь намекая на умение изобразить то же самое, а уж шмакодявки из младшего потока не позволяли себе, конечно, и этого.

Затем выпускной поток исполнил танец с мечами в честь Баудваэта, божества войны — ну, так было объявлено трудящимся массам. Фактически же это был аналогичный греческий танец Ареса, который позже внедрится и у римлян в честь Марса. Тут мы уже на опережение пошли — ага, в рамках намеченного религиозной реформой синкретизма, и этого, собственно, никто от народа и не скрывает. А чем танец Ареса не подходит нашему Баудваэту? Ареса, то бишь Баудваэта, изображал в танце бывший гладиатор Лисимах. Ну, не столько самого Ареса, сколько его статую, откровенно говоря, поскольку двигался он мало, а в основном вокруг него кружились в танце "гречанки". То толпе зрителей обеими руками свои мечи продемонстрируют, играя солнечными бликами на клинках, то быстро завертят ими над головой одной рукой, меняя хват — ага, типа той кавказской и казачьей работы шашкой или кинжалом, выступления с которыми в нашем прежнем мире начали входить в моду незадолго до нашего попадания. Потом самая основная принялась мечом по древку копья мнимого Ареса постукивать, кружась вокруг него, а остальные разбились на пары

и изобразили бой на мечах. Показушно-танцевальный, конечно. Бабы, вышедшие родом из народа и подоплёки не знавшие, во все глаза глядели, некоторые даже за чистую монету эту показуху принимая, мужики же в основном посмеивались — мало кто из них не служил в войсках и не работал с настоящим боевым мечом, и уж им-то отличить зрелище от настоящей работы труда не составляло. Впрочем, ловкости исполнительниц отдавали должное и они. А уж когда по окончании танца Лисимах передал свои копьё и щит самой основной, забрал у неё меч и выхватил свой — ну, бывшему гладиатору было, что показать и бывалым солдатам. Особенно, когда он отдал девчонке её меч и забрал обратно щит, с которыми продемонстрировал уже вполне настоящие боевые приёмы, пригодные как для поединка, так и для действий в пехотном строю. Поле он покидал под одобрительный рёв со всех трибун. Вслед за ним ушло и большинство танцовщиц, но некоторые остались, не иначе, как намереваясь чем-то удивить зрителей…

— Вот ты где, Макс! Почему-то я так и знала, что на правительственной трибуне ты не сядешь! — Юлька поменялась местами с сидящими рядом с нами людьми, — Привет, мальчики и девочки! — и Ирку свою усаживает поближе, — А Волний разве не с вами?

— Да вон он, на той стороне с ребятами.

— И с девками этой Кессии! Он что, тоже сбежал на этот её симпосион?

— Ну, так уж прямо и сбежал. Хотя, мог, наверное, и сбежать, если бы я его сам не отпустил, — мы с Велией рассмеялись, — В его годы и на его месте я бы точно сбёг, если бы меня кто вздумал добром не отпустить.

— Ну да, яблоко от яблони далеко не падает, как ты и сам любишь повторять.

— Ага, у нас это наследственное.

На поле тем временем самые лучшие из махальщиц мечами начали изображать какое-то подобие приёмов Лисимаха. Ну, чтоб переплюнуть не просто гладиатора, а ещё и ветерана реальных боевых действий конца Второй Пунической, или даже хотя бы просто с ним сравниться — это, конечно, было бы из области заведомо ненаучной фантастики, но у них фишка была в другом. Одно ведь дело гладиатор и ветеран, и совсем другое — вот эти девки, вчерашние пигалицы, от которых никто не ждал лучшего, чем они и так успели уже показать, и тут вдруг оказывается, что они и ещё кое-что умеют. По крайней мере, это был у них уже не танец, а именно работа с мечом. То в правой руке его повертят, перехватывая рукоять на лету, то в левой — скорость далеко не та, что у Лисимаха, и в круг вертящийся клинок у них ещё не сливается, но где-то как-то уже близко к тому. Потом одна взяла меч у другой и завертела сразу обоими — тоже хотя и не так лихо, как у Лисимаха, но для бабы очень даже неплохо — народ, во всяком случае, впечатлился.

— С этого года этому начали учить уже и в школе, и девочки тоже учатся, — как бы невзначай сообщила Юлька, — И Ира тоже, кстати — весной, наверное, мы и свой показ в школе устроим.

— С деревянными, — заметила Турия.

— Ну так а что же вам, сразу стальные подавай? Это опасно, если с непривычки, так что научитесь сперва фланкировать деревянными. Глядишь, в выпускном классе уже и со стальными так же работать будете. В кадетском корпусе ведь пригодится, Макс?

— Да как тебе сказать, Юля… Стоп! Послухай-ка ты лучше не сюды, а вон туды, — двумя рядами спереди и ниже нас сидели одна из покинувших поле "гречанок" старшего потока и наша юнкерша из бывших.

— Ладно я, не мой это конёк, но если бы ты осталась с нами, так сейчас не она, а ты бы показывала класс! Не жалеешь?

— Каждый день и не по одному разу — когда таскаю на носилках кого-нибудь из парней в полном боевом снаряжении, которого наш Кербер вздумает раненым назначить. Или когда бегу кросс вокруг лагеря в таком же полном снаряжении.

— Так это что, правда, что вас там так мучают?

— Послабее, чем парней, но достаётся, естественно, и нам.

— Естественно?! Да что ты там тогда забыла? Давай вот, как закончится, к Хитии подойдём и поговорим с ней. Уж тебя-то, вот увидишь, примет обратно с удовольствием! Ну, придётся, конечно, пропущенное наверстать и навыки восстановить, но разве это не лучше, чем все эти солдафонские мучения?

— Доркада, я тебе, конечно, благодарна за предложение, но только — уж прости — вот не пошла бы ты с ним на конский хрен или в кобылью задницу? — сказано это было на турдетанском, но настолько изысканно-любезным тоном и со столь же безукоризненным коринфским произношением, что даже я прыснул в кулак, а Юлька и вовсе впала в ступор и даже возмутиться не смогла.

— Я же говорила тебе, Турия, насчёт хороших манер, — напомнила девчонке моя супружница, и они обе тихонько рассмеялись.

— Не понимаю я тебя, Каллироя, — изумилась "гречанка", — Ты и сама среди всех этих лагерных солдафонов такой же солдафонкой становишься. Да ещё и мучаешься при этом. И что в этом хорошего?

— В самих мучениях — ничего, конечно. Они — наша расплата за те наши знания и навыки, которые мы там получаем. Ты вот первенством среди вас на мечах соблазнить меня пытаешься, а мне это даже не смешно. Я там свой меч ношу, и не такой, как у вас. И учусь с ним обращаться — для боя, а не для этих ваших танцулек.

— Да ладно тебе! Ты сама-то сумеешь так, как она сейчас?

— Так — вряд ли. Ну и что? В бою это не нужно, и нас учат совсем другому.

— Ну, ты думаешь, мы кроме танцев и этих фокусов ничем больше с мечами и не занимаемся? Мы ещё и фехтуем на них, между прочим — Хития и Лисимах говорили, что меч надо чувствовать, а это как раз и вырабатывается при фехтовании. Ты ведь умеешь? С нами пофехтовать не хочешь?