Античная наркомафия-8
Шрифт:
6. Запреты
— Так я же и говорю, запретить надо! Строжайше запретить! — ну никак не хотел униматься выступающий, ещё и жестикулируя по всем канонам греческой риторики, чем здорово напоминал мне киношный образ одного гения в кепке.
— Что именно запретить, блистательный? — поинтересовался Велтур, — Мильные столбы на дорогах или езду по дорогам на колесницах? — передние ряды Большого Совета ещё крепились, но на задних уже тихонько посмеивались.
— И сами колесницы тоже! — выкрикнул один из молодых вождей, — А зачем они вообще нужны, если прокатиться на них с ветерком всё равно негде? — тут уже половина задних рядов расхохоталась в голос, напоминая столь же киношный, хоть и не сильно от реального в этом
Зароптали было несколько вождей кельтиков, у которых ещё сохранялась их старая кельтская традиция торжественных колесничных выездов, и один из них уже хотел подняться и дать достойную отповедь, когда сосед турдетан растолковал ему на пальцах, что это предложение о запрете колесниц — шутка, поскольку заведомо абсурдно, и смысл смеха именно в этом. После этого, въехав, захохотали и кельтики, и лузитаны, которых вместе набиралось до трети всего Большого Совета.
— Хорошо ли это, смеяться над горем старинной и уважаемой семьи? — пафосно вопросил выступающий, не забыв при этом и картинно вытянуть руку.
— При чём тут горе уважаемой семьи? — не выдержал уже и Миликон, — Ты ещё пешеходам хождение по дорогам запретить предложи, чтобы их не мог стоптать никакой колесничный лихач! — рассмеялась уже и добрая половина вождей старшего поколения.
— Или тележный! — выкрикнул ещё один из задних рядов, — И о телегах забывать не надо, на них тоже можно запросто разогнаться спьяну!
— Особенно на тяжёлых возах с волами! — конкретизировали из рядов напротив, отчего расхохотался, колотя себя ладонями по ляжкам, уже весь Совет.
— Сбить человека запросто можно и верхом, — добавил я, — Передвижение верхом по всем нашим дорогам запрещать будем? Или только скорость езды по ним ограничим — только шагом или рысью, и чтобы никто не смел носиться галопом — ни пьяный лихач, ни спешащая по срочному вызову конница, ни доставляющий срочное донесение в столицу гонец! — вояк с гонцами я упомянул специально для особо тупых, дабы не разжёвывать и таким, что шутю я и насчёт верховых, и насчёт огульного ограничения скорости для всех.
— Тогда уж и для паланкинов, — прикололся Велтур, — И рабов-носильщиков тоже можно разогнать так, что стопчут встречного не хуже коней. Или может вообще запретим и паланкины, чтобы даже и возможности такой ни у кого не было? — и снова весь Большой Совет ржал, схватившись за животы.
— Нет, ну все эти запреты на транспорт — это, конечно, глупость, — сказал вождь из простых центурионов, избранный своей общиной вместо смещённого за должностное несоответствие "блистательного", — Зачем тогда вообще нужны дороги, если по ним никто не будет ездить? Но и носиться по ним, сломя голову и сбивая людей — это тоже не дело. Так что скорость ограничить — это, возможно, было бы и неплохо.
— Ты что, всерьёз? — я едва не поперхнулся.
— Ну, не для всех, досточтимый, — уточнил тот, — Если какая-то государственная необходимость, так это же понятно.
— А частной необходимости быть разве не может? Вот даже, допустим, заболеет у кого-нибудь кто-то из родни и будет при смерти, и разве не поскачет этот человек тогда во весь опор, чтобы застать родственника живым? Или допустим, у тебя самого в общине что-то такое случится, что помощь из столицы срочно нужна, и ты посылаешь первого же попавшегося, и нет у тебя времени ни эмблему гонца ему выдать, ни дорожный пропуск, и кем тогда твой гонец без них считаться будет?
— Ну, это же особые случаи, досточтимый.
— Верно, особые. Но всех этих особых случаев, какие только возможны, заранее не предусмотришь. И кто решать будет — задним уже числом — особый это был случай или нет? Так может, лучше и не плодить тогда дурных законов, по которым жить невозможно, и их всё равно будут
— Ну, и это тоже правильно, конечно, но и людей сбивать — куда это годится?
— Так ведь у нас же есть статьи и об убийстве, и о членовредительстве, и в них у нас есть всё — и умышленные случаи, и неумышленные, а среди неумышленных — и такие, которые совершены в умышленно созданной опасной ситуации, и они приравниваются у нас к умышленным по наказанию. Если нормальный человек спешит по какому-то своему важному делу или даже просто лихачит ради удовольствия, но делает это с умом и вреда никому не причиняет — за что его наказывать? Умеет ездить — молодец. А кто не умеет, но всё равно лихачит и сбивает кого-то — для тех как раз статья. Разве не по ней был осуждён и повешен высоко и коротко тот пьяный лихач, который стоптал конями своей колесницы насмерть прохожего? Какие ещё нужны законы, когда имеющихся вполне достаточно?
— Даже слишком! — едко заметил выступавший "блистательный", — Именно из-за нелепых опасений быть повешенным как какой-то разбойник за какого-то простолюдина трагически погиб на дороге сын высокородного и уважаемого всеми нами человека!
— По дури своей он погиб! — буркнул наш венценосец, — Прости, блистательный Кратет, я сочувствую твоему горю и скорблю вместе с тобой, но это — правда. Не мильный столб на этой дороге и не тот прохожий виноваты в гибели твоего сына, а то состояние, в котором он погнал во весь опор свою упряжку и не заметил встречного ещё издали.
Весь сыр-бор разгорелся из-за непутёвого оболтуса вот этого Кратета, который был в числе дружков царского наследника Рузира, тоже не самого путёвого, мягко говоря. Дурень, короче, будучи в невменяемом состоянии, вздумал прокатиться с ветерком, ну и прокатился так, что при объезде пешехода не вписался в ширину дороги и въехал галопом в этот несчастный мильный столб. Мили, млять, римской дураку не хватило для манёвра, гы-гы! Да и хрен с ним, с уродом этим ущербным, если совсем уж честно, хоть и жалко лошадей — хорошая была пара. Тот его предшественник, где-то с месяц назад вздёрнутый за ДТП с летальным исходом, был не из "блистательных", но тоже блатной сынок и тоже из рузировской свиты. Ну, он хотя бы уж побаиваться аварий этих обалдуев своей казнью приучил, так что не зря своё ДТП устроил, можно сказать. Вот этому только наука впрок не пошла, так что премия Дарвина закономерна. Жаль, не все дураки таким или ещё каким манером самоубиваются, и из-за этого мы тратим драгоценное время заседания Большого Совета на разбор дурацких по своей сути законопроектов. Только в античном мире нам и не хватало ещё для полного счастья толстенного талмуда ПДД со всеми прочими, млять, техосмотрами, водительских прав и постов ГАИ через каждую сотню метров для контроля за их строгим исполнением! Ладно ещё наш современный мир с его другим транспортом, другим грузооборотом, другим пассажиропотоком и другими скоростями, в нём-то хоть и тоже кое-что не мешало бы скостить, если по уму, но совсем без этого хрен обойдёшься, а здесь нам всё это нахрена сдалось? Загребали, млять, в натуре эти запрещальщики! Самим себе запрещайте то, что вам не нравится, и на это никаких законов особых вам не нужно, а нормальным людям их свободу ограничивать, лишь бы только дебил какой-нибудь от той свободы не самоубился ненароком — нехрен…
— Но вот если бы ездить с одурманенным сознанием было строго запрещено, то и этой прискорбной трагедии не случилось бы! — вещал выступающий, — И поэтому надо строго запретить это безобразие, пока не случилось новых трагедий!
— Блистательный, какая муха тебя укусила? — не вытерпел уже и Сапроний, наш главный вояка, — С ума-то зачем сходить? Все пьют вино — и я, и ты, и наш царь, и любой, в кого только ни ткни пальцем, но ведь ни с кем же из нас такого не случается. Меру свою надо просто знать, только и всего. Не умеешь пить — не смей больше одной чаши, умеешь — дуй хоть кувшин, хоть даже амфору, если осилишь! — весь Большой Совет рассмеялся.