Античная наркомафия-8

Безбашенный Аноним

– А новое войско на Пелопоннесе разве нельзя было набрать? – спросил Артар.

– Судя по поведению Диэя, сам он в такую возможность не верил. Думаю, ему самому было виднее, чем нам с вами. После разгрома он бежал в родной Мегалополь, там объявил согражданам о постигшей их катастрофе, убил жену и покончил с собой. Вряд ли он сделал бы это, если бы видел реальные шансы продолжить борьбу. Ведь война – это же не только призванные и поставленные в строй люди. Их же надо ещё вооружить, а оружие потеряно на полях проигранных сражений. Как владелец промышленных предприятий, в том числе и оружейных, я могу сказать вам и по собственному опыту, что кроме сырья и инструмента нужны ещё и рабочие руки. На Пелопоннесе это были рабы, которых забрали у хозяев, освободили и либо посадили на земельные наделы, либо взяли в войско. И кому работать в мастерских? Вы скажете, можно нанять свободных? Можно, если есть деньги для платы им за работу. Но откуда этим деньгам на оплату рабочих взяться, когда богатых граждан раскуркулили, а то, что припрятано и прикопано в укромном

месте, страшно ведь достать, это же палево, отобрать же могут в любой момент, и с чем останешься? И в долг тоже никто не даст по той же самой причине – нечего. Тем более, что и долги отменены, и где гарантия, что и новые тоже не отменят? Отобрали не всё, на жизнь оставили, сколько голытьбе не завидно, и понемногу-то у большого количества людей в теории можно было бы занять, но на практике никто не даст – дураков нет, всё уже учёные. Отвали к воронам, попрошайка, нет у нас лишних денег, а те, что есть, и самим на жизнь нужны. Вот в этом, ребята и девчата, оборотная сторона популистской политики социальной справедливости в духе "отнять и поделить". Частное производство эти популисты угробили полностью, а государственного не было, и организовать его с нуля – это не год нужен и не два. И те, кто мог бы – не будут. За что этим грабителям помогать? За то, что раскуркулили? Обойдутся! Для ограбленных этим государством оно перестало быть своим, и какая им разница, какое из чужих утвердится в стране, которая никуда при этом не исчезнет? Только одна – какое из них восстановит нормальную жизнь. Вот это дурацкое – едва ли, ну так оно и рушится именно поэтому, и туда ему и дорога.

– В самом деле ничего уже нельзя поделать! – тоскливо констатировала бывшая "гречанка", – И поделом бы проклятым дуракам, но жалко Коринф!

– Это точно, ребчта и девчата. Но самое омерзительное, что это Ахейский союз спасти было уже нельзя, а Коринф – ещё можно было. Если бы Диэй сбежал с поля боя не домой, дезертировав по сути дела, а в Коринф, куда сбежали и многие бойцы из разбитого войска, можно ведь было ещё организовать их и сесть в осаду, не дав римлянам захватить город сходу. Скорее всего, Муммий предложил бы им сдаться, чтобы не терять время на осаду или людей при штурме понапрасну. И на переговорах можно было бы выторговать щадящие условия сдачи. На Коринф у римлян не было такого зуба, как на Карфаген, но и карфагенянам предлагалось покинуть город и поселиться, где захотят, лишь бы не у моря. Мы не знаем, было ли уже постановление сената о разрушении Коринфа, но даже если и было, людей-то наверняка ещё можно было спасти. Но сам Диэй этого не сделал, без него оказалось некому, кто успел сбежать, те спаслись, а кто нет – или погибли, или угодили в рабство. В настоящее, а не в то, о котором визжали их демагоги. Около пятидесяти тысяч человек, как и в Карфагене. Запишите и это – пригодится через пару занятий, когда мы с вами будем говорить о гракховщине.

– Досточтимый, а что стало со школой гетер?

– У нас нет об этом сведений, но понятно же, что ничего хорошего. Повезло тем из них, кого успели отобрать для продажи в рабство – товар ценный, штучный, наверняка старались зря не портить, чтобы цену не потеряли. Но вот в какой степени сами римляне понимали ценность коринфской добычи, сказать трудно. Солдатня играла в кости, сидя на уникальных картинах, а сам Муммий при упаковке и погрузке статуй и картин на суда для их отправки в Рим грозил грузчикам, что если они что-то сломают или попортят, то он их заставит самих сделать такие же новые, – молодняк переглянулся с выпученными глазами и отвисшими челюстями, и лишь после этого весь курс грохнул от хохота, – Судя по тому, что позднее Школа была возрождена уже местными гетерами в Антиохи, и её уровень был уже не тот, от коринфской не осталось ничего кроме окончивших её ранее выпускниц.

– Из произведений искусства тоже ведь уцелело не всё? – спросила Энушат.

– Нормальный-то переезд равен трём пожарам, – заметил Артар.

– Конечно, уцелело далеко не всё. Полибий указывает, что из двух знаменитых на всю Грецию картин, на которых расселась режущаяся в кости солдатня, он потом видел в Риме только одну, а другая пропала бесследно. Так это нормальные картины на досках, а как вы представляете себе перевозку фрески этими римскими солдафонами, для которых она – просто красиво размалёванная стенка в здании, подлежащем сносу? Да, намалёвано красиво, ломать жалко, но тут весь город сносу подлежит. И сенат постановил, и римский народ утвердил, а наше дело солдатское – нам приказывают, мы выполняем. Что уж тут по сравнению с этим обычные погрузочно-перевозочные потери?

– А спасти Коринф никак нельзя? – спросила та же бывшая "гречанка".

– Мы и с Карфагеном полностью не уверены, хоть и делается всё, что можно. А ведь в Карфагене нам гораздо проще – есть у нас там кое-какие серьёзные и влиятельные в городе связи. Ага, по совершенно случайному совпадению, – юнкера рассмеялись, – А что у нас в Коринфе? Есть у нас не афишируемый контакт со школой гетер при коринфском храме Афродиты, но и его верховная жрица не настолько влиятельна в политике полиса, чтобы предотвратить нежелательные изменения в ней. Главная наставница Школы – и тем влиянием не обладает. Вы думаете, ребята и девчата, они там и без нас не сделали всего, что могли? Гетеры и сами зарабатывают себе на жизнь не на голытьбе, и не в их интересах раскуркуливание имеющихся и будущих поклонников. С имеющимися у нас контактами Коринф не спасти, да и что нам там спасать?

Местность как местность, город как город, и сам коринфянин среднестатистический – грека как грека, не хуже других, но и не лучше. Такой же болван, ведущийся на примитивную демагогию властолюбивой сволочи. И для нас с вами Коринф – это не место, не скопление построек и уж точно не этот болван, сам же себя и сгубивший. Для нас Коринф – это высочайшая культура греческой цивилизации и те самые произведения искусства, которые жаль потерять вместе с этими болванами. И то, что можно сделать – делается. И в этом помощь коринфских гетер неоценима. Это они замечают новые произведения, достойные того, чтобы их приобрести или хотя бы заказать их авторам копии, если мы опоздали с приобретением оригинала. Они же помогают нам и разобраться с классикой. Подлинник знаменитого произведения нашим, конечно, никто не продаст, но изготовить на заказ хорошую копию – почему бы и нет? Но главное – это своя школа, которую мы и создаём, пока Коринф ещё цел, и есть у кого поучиться нашим. Они достигли вершины совершенства в рамках своего традиционного канона, мы же не греки, и для нас их канон – не преграда. Нам не спасти Коринф от него самого, зато мы можем догнать его и переплюнуть.

20. Другая жизнь.

– Ну да, северные жуки, конечно, и сами покрупнее, и рога у них побольше, так что и амулеты из их голов с рогами гораздо красивее, – согласился Трай, – И у римлян они тоже не по всей Италии водятся, а только на севере, они их луканскими жуками называют. Но ведь они же водятся и у лузитан – закажи им, и они наловят тебе не одну сотню своих северных рогачей, а то и амулетов готовых из них наделают.

– Я бы так и сделал, Трай, если бы мне нужны были именно готовые амулеты из них. Но мне же живые жуки нужны, а точнее – их личинки, чтобы их можно было отвезти в Атлантиду и там уже дать им вырасти во взрослых жуков.

– Ты хочешь, чтобы они там расплодились и были свои? – въехал кордубец, – И тогда ваши люди там не будут зависеть от завоза этих амулетов из Испании, а будут сами ловить своих и сами делать из них.

– Вот именно. А лузитаны – ну дикари же дикарями. Объясняй им, не объясняй, разве доставят они к нам личинок живыми и здоровыми? А если и доставят, то как нам тут быть уверенными, что именно тех, своего северного вида, а не таких же мелкорогих, как и наши местные? Таких я и у нас достану летом сколько угодно, но на Атлантиду-то мне не они нужны, а те, северные, с хорошими крупными рогами.

– Так Максим, у нас же они только в горах и водятся, а в долине точно такие же, как и по всей Бетике, и у вас. Да и там я бы не сказал, что очень уж много. Сколько-то их личинок я тебе летом раздобуду, но уж точно не сотни, а только десятки. А этого, ты ведь сам говоришь, что мало.

– Да, тут сотен пять хорошо бы, и не из одного леса, а из нескольких разных, но не обязательно же сразу в один год. Полсотни этим летом из одного места – уже неплохо, ещё столько же следующим летом из другого – ещё лучше, и если несколько лет подряд из разных мест – как раз будет хорошо.

– Ну, за пару-тройку лет это же будет ещё не пять сотен, а сотня или полторы.

– Для начала уже неплохо, а там уже – как пойдёт на месте. Если эти первые на месте приживутся хорошо, вырастут и начнут плодиться, то возможно, хватит тогда этой пары-тройки завозов. Я просто подстраховываюсь на случай, если они плохо приживаться будут. Всё-таки не просто же так они ни у вас в долине не водятся, ни у нас почему-то...

Мы говорили о самом обычном для практически всей Европы, но как назло, за исключением её самого юга, жуке-олене, самом крупном и внушительном из европейских жуков-рогачей. На самом юге свои виды водятся, тоже родственные ему и близкие, но за него хрен сойдут, а сойдут только за скверную пародию на него. И из них амулеты народ местный делает, но из того, настоящего – естественно, круче и престижнее.

Жучина в нашем современном мире редкий и краснокнижный настолько, что из нас живым и трезвым никто его в прежней жизни и не видел, даже Наташка только мумию заформалиненную в институтской коллекции, остальные же и вовсе только на картинках, а ведь родоки рассказывали, что в годы их детства – ну, мои-то южнее Подмосковья жили – хватало ещё этих жучин, и пацанва их ежегодно ловила для своих детских забав. Сейчас, в античном мире, и леса ещё те не сведены, и населения многократно меньше, и хотя его и ловят ради тех же амулетов, редким он от этого не становится. Вот только югу Западной Европы с ним не повезло – не желает он почему-то водиться на юге Италии и Испании ни в какую, а водится у нас на Турдетанщине только пародия на него несуразная, которая и в Северной Африке встречается. Казалось бы, какого рожна ему у нас не хватает, если он дубы любит, которых у нас здесь полно? Но факт остаётся фактом – игнорирует жучина наши тутошние дубовые леса. Греческие – почему-то нет, по всей материковой Греции он обитает и не капризничает. Вот за что, спрашивается, такая дискриминация? Макаронники южные – мне хрен с ними, их проблема, сами пущай и качают свои права, а нас-то за что? Наташка связывает это с предпочтением жуком-оленем не любых дубов, а листопадных. Греция, она говорит, гористее, а на высоте как раз эти листопадные леса и есть, и высоты эти подходящие там повсюду, а у макаронников высоты не те, как и у нас. Ну, биологичка у нас она, так что спорить трудно. К счастью, есть по её словам и два небольших ареала на юге Испании – в Бастетанских горах и на Сьерре-Морене в Бетике. И этот его ближайший к нам ареал – ага, к ещё большему счастью – Трай подтверждает.