Антициклон
Шрифт:
— А-а, это ты, гаденыш, — подняв на Янчева глаза одичавшего вепря, прохрипел Янгулов. Щека у него была рассечена, кровь залила всю нижнюю часть лица и грудь Янгулова. Лина, видимо, целила серпом по шее, но не попала или тот успел вовремя увернуться.
— Не трожь, иуда!
— Сейчас и ты получишь свое, гаденыш. — И он как был полусогнутым, так и двинулся на Николу, вытянув перед собой руки. — А остальное дополучишь в жандармерии, вонючий ремсист [6] .
6
РМС — Союз рабочей молодежи.
Янчев отступил на шаг и, выдернув из кармана пистолет, направил на Янгулова.
— А ну, назад! Лина, выходи, — скомандовал Никола.
— Убей его, Никола, застрели, — утирая разбитый нос, всхлипывала Лина.
Янгулов, поняв, что дела его плохи, сразу обмяк, заюлил, норовя выскользнуть из кухни.
— Да ты что, Никола? Этим не шутят. Убери пистолет. Я ее проучить хотел... заместо отца...
— Отца не трогай, иуда! За отца ты еще ответишь. А ну, назад, в кухню!
Янгулов незаметно напряг все свои мышцы и рывком бросился вперед, в надежде вышибить пистолет из руки Николы. Но просчитался. Хлопнул выстрел, и Янгулов, словно подломленный, осел к ногам Николы.
Через пять минут после случившегося Никола и Лина были уже у себя во дворе. Запыхавшиеся и бледные, они стояли под шелковицей, некоторое время не в силах вымолвить ни слова.
И вдруг Никола вспомнил:
— Где серп? Ты его оставила там?
Он хотел сбегать за серпом, но Лина, вцепившись в него, умоляла:
— Не ходи, Никола. Я боюсь...
— Увидят наш серп и узнают.
— Все равно не ходи.
Но серп для этого не потребовался. Янгулов был только ранен и сам сообщил подоспевшим к нему на помощь людям, кто в него выстрелил.
Никола еще не успел решить, что делать с Линой, что сказать матери, как в поселок нахлынула полиция. И снова тем же путем, которым год назад он вместе с отцом спасался от жандармов, пришлось убегать ему с Линой из дому.
Полицейские, видимо, были намного моложе прошлогодних жандармов и долго не отставали от Лины с Николой, стреляя вдогонку. Когда им в лесу на какое-то время удалось оторваться от преследователей, вдруг Никола опомнился и ужаснулся своей опрометчивости. «Куда я их веду, — подумал он о преследователях. — Мало того что взбудоражил весь поселок, да еще веду за собой полицию к тому самому месту, где ночью должен подойти катер и высадить наших товарищей. Надо немедленно повертывать в другую сторону», — решает он.
Схватив Лину за руку и оглядевшись, не видать ли полицейских, потянул ее за собой в лощинку с густыми зарослями дубняка.
— Стой и слушай внимательно, — зашептал он ей, еще раз окинув взглядом окружающий их лес. — Я сейчас повертываю обратно, в сторону гор. Так надо. Ты беги на Ропотамо, спрячешься в рыбацкой хижине деда Матея.
— Я одна боюсь в хижине ночью. Я пойду с тобой, — заупрямилась Лина.
— Тебе нельзя, — убеждал ее Никола. — За мной пойдут полицейские, будут стрелять. Я должен увести их отсюда. Ясно?
— Я боюсь, — твердила Лина.
— Тьфу! — рассердился Никола на сестру. И тут же осекся — с той стороны, откуда они только что пришли, отчетливо послышались голоса. И сразу в нескольких местах. Полицейские, видимо, шли по лесу цепью.
Никола с Линой кинулись бежать влево, в сторону темнеющих вдали гор. Минуты через три, чтобы привлечь внимание полицейских, Никола нарочно затрещал валежником и даже раза два подал голос. Полицейские сразу повернули на шум и стали приближаться. Но Никола лучше полицейских знал здесь каждую тропку, каждый камень и овражек. Он знал, где можно показаться полицейским, чтоб убедить их, что они на правильном пути преследования, и тут же надолго исчезал из вида.
Уже совсем стемнело, пошел дождь. Давно пора бы идти на свой пост к морю, но Никола с Линой шли все дальше и дальше в горы, увлекая за собой преследователей. Никола понимал, что увести полицейских от моря сейчас самая главная для него задача. С наступлением ночи представители власти уже не так рьяно преследовали их, то и дело останавливаясь, и даже раза два намеревались оставить свое дело до утра и вернуться в поселок. И тогда Никола, почти под самым носом у полицейских, треском веток или голосом заявлял о себе, и они снова устремлялись в погоню.
Было за полночь, когда Никола с Линой вышли к маленькой речушке, которую можно было запросто перепрыгнуть. Но Никола сказал:
— Снимай башмаки. Сейчас пойдем по воде.
— Зачем? Я и так вся мокрая, от дождя, — попробовала возражать Лина,
— Снимай и делай то, что я тебе говорю, — строго прикрикнул он на сестру и первым шагнул в воду.
Никола на всю жизнь запомнил их с отцом ошибку. Если бы они тогда додумались пройти по воде, собака сбилась бы со следа, и отец остался жив. Кто знает, может, завтра и для них привезут ищейку. «Правда, идет дождь, следы должны быть и без того смыты, но так надежнее», — подумал он. Объяснять все это Лине было некогда.
Когда они окольным путем спустились к озерцу, уже близился рассвет. Так и не выполнил Никола своего первого важного задания «Дядо», не встретил приезжающих товарищей. Но он объяснит Петко и Анатасу, как все случилось и что у него другого выхода не было.
Дождь прекратился, но трава и деревья были мокрыми. Никола остановился и придержал за руку Лину. «А-а, наверно, ночная птица или спугнутый заяц, — успокоился Никола. — Полицейские и сами, как трусливые зайцы, сбежали из леса в поселок».
Но он недооценил рвения «блюстителей порядка». Никола не знал, что немецкая комендатура хорошо оплачивала за каждого живого или мертвого «красного». Оплачивала натурой, у них же, болгар, забранными продуктами. А главное, обеспечивала беспрепятственное продвижение по службе.
Это чрезмерное рвение полицейских друг перед другом — первому «застукать красных», а значит, и отхватить львиную долю награды, спасло Николу и Лину. Когда один из сидящих в засаде, боясь, как бы его не опередили, раньше времени крикнул «стой!» и дважды выстрелил из пистолета, Никола и Лина бросились обратно в заросли ивняка. Автомат полицейских уже бил по невидимой цели.