Антициклон
Шрифт:
На медузу хорошо смотреть с прогулочной шлюпки. Когда медуза в зеленоватой летней морской воде лениво пошевеливает синими бахромистыми краями колокола. Но когда медузы сбиваются в многочисленные скопления — красоты мало. А радости — тем более. Особенно рыбакам.
Леха с тревогой косил глазки на растущий на палубе ворох «сала» и упавшим голосом говорил:
— Тут скумбрии и на муган не будэ.
— Не унывай, Леха! Если мало будет рыбы, медузами дополучишь! — с деланной серьезностью успокаивал кока Витюня, одновременно придерживая поднятый из-за борта сетчатый черпак китала, полный белесого студня. — Знаешь, какой из медуз кисель — закачаешься!
— Та пишов ты! — зло отмахнулся от Витюниных шуток Леха. Коком завладело беспокойство, что он может заявиться домой без хорошего мугана. Такого он не мог перенести даже в мыслях.
Уже на ходу сейнера рыбаки наскоро рассортировали улов: рыба — здесь, медузы — за борт.
— Нэ более тонны, — определил на глаз количество скумбрии Сеня Кацев. Глаз у него в этом деле наметанный. — Нэ густо. Если учесть муган, то и тем более. — Сеня стоял, широко расставив ноги, перед горкой рыбы, по пояс голый, с сигаретой в уголке губ. — По паре десятков на брата, лады? — сказал он о мугане и окинул взглядом столпившихся вокруг него рыбаков.
— А шо так мало? — возразил Леха. — Стильки рыбы пиймалы, а всего «по паре десятков».
Все повернулись в сторону кока. Одни — с каким-то настораживающим интересом, другие — с нескрываемым презрением во взгляде.
— Слышь, Леха, забирай мой пай, — вдруг произнес Климов. — Правда, забирай. Мне она все равно ни к чему.
— Як же «ни к чему»? — растерянно пробормотал Леха, но в глубине его глазок засветилась плохо скрываемая радость. — Ну, спасиби...
— И мою тоже забирай!
Погожев даже своим ушам не поверил — отдавал свой пай Витюня. И кому? Тому самому Лехе, жадность которого не раз доводила Витюню до белого каления. И другие тоже не поверили. Это было видно по их ухмылочкам. Все ждали подвоха. Видимо, того же ожидал и Леха. И постарался упредить Витюню.
— Да пишов ты! — отмахнулся он от поммеха.
— Вот брашпиль недоделанный! С ним по совести, а он на тебя же фалы поднимает, — фыркнул Витюня и сплюнул за борт. — На кой она мне два десятка. У Сени другое дело. У него полон дом колорадских жуков. — Это он о Кацеве, окрестив колорадскими жуками его ребятню и многочисленных родственников. — А нам с женой много ли надо. Пару качалочек на жареху.
Глубоко сидящие глазки Лехи забегали из стороны в сторону. Видимо, он еще не был уверен, что все это правда, а не розыгрыш. Взгляд его натолкнулся на Погожева и застыл в выжидающем вопросе.
«Нет, видно, мой разговор с Лехой насчет крохоборства не достиг цели», — с легкой усмешкой вспомнил Погожев свою «воспитательную работу» на камбузе во время тумана. Но, удивительно, прежней неприязни к Лехе он не почувствовал. Больше того, Погожеву показалось, что он немного понял Леху, с его легко ранимым сердцем и вбитыми самому себе в голову мыслями выбиться в люди при помощи денег. И тут какая-то внутренняя сила заставила Погожева последовать примеру Климова и Витюни. Хотя он сам еще толком не знал, зачем это делает.
Леха просто обалдел от счастья. Погожеву показалось, что от счастья у него даже задвигались хрящеватые, плотно прижатые к голове уши. Он смеялся, благодарил всех. И вдруг лицо его вытянулось в паническом испуге.
— А як же ее унесу? — упавшим голосом спросил он.
И тут раздался такой взрыв хохота, что даже кэпбриг свесил с мостика лохматую голову, чтобы узнать причину бурного веселья. Леха тоже улыбался, только чуть виновато и застенчиво.
— Не падай духом, Леха! Поможем, — заверил Витюня и похлопал кока по плечу.
Леха некоторое время молча глядел на рыбу, потом на каждого рыбака в отдельности, и тень заминки пробежала по его лицу:
— Це шо ж такэ получается, хлопцы?
— Ты не волнуйся, Леха. Если сказали поможем, значит, поможем, — подтвердил Климов.
— Та ни, — как от боли, поморщился кок.
— В чем же тогда дело?
Рыбаки насторожились, озадаченные переменой настроения Лехи.
— Шо же такэ получается... Шо я, жадюга якый?..
— Почему «жадюга»? — сказал Погожев спокойно, без улыбки. — Тебе мало двадцати рыбин? Пожалуйста, мы тебе по-товарищески дарим свое. За хорошую поварскую работу.
— Точно, Леха, — подтвердил Витюня. — Георгич прав на все сто процентов.
И опять тень заминки пробежала по раскрасневшемуся лицу кока. В Лехе шла борьба: ему очень хотелось забрать всю эту рыбу и в то же время его что-то удерживало от этого. Наконец он выдохнул из себя с безнадежной решимостью:
— На кой вона мне стилько-то?
— Тебе виднее, — сказал Погожев.
— Та шо там «виднее». Мы тэж, як Витюня, удвох с жинкой живем. Мне и... двадцати хватит. — И, видимо спохватившись, что такой куш скумбрии безвозвратно ускользает от него, вдруг замялся, отвел глаза в сторону и уже тише добавил: — Ну, може ще с десяток и досвыд... Мне чужое не треба...
— Смотрите, братцы, какой у нас Леха сознательный! — притворно изумился Витюня. — Хоть бери и срочно ему в коммунизм путевку выписывай.
— Давайте так, — перебил Витюню Погожев, — кому сколько нужно, чтоб угостить свежей скумбрией родню, пусть тот столько и возьмет. Остальную — на приемку.
— Словом, как при коммунизме, — дополнил Витюня.
Погожев поднялся на спардек к Осееву. Следом за ним на ходовом мостике появился Леха.
— Ну что, Леха, так и не хватило у нас пороху не то что на цветной телевизор или на холодильник, но и на гармошку, что обещана за третье место, — сказал Осеев, окинув взглядом Леху, все еще окончательно не пришедшего в себя после дележки мугана.
— Не гармошка, а баян, — поправил Леха, переступив с ноги на ногу.
— Один хрен, все равно не наш.
— Так ще же на лову не вечер, кэп, — сказал Леха и неуверенно улыбнулся. Солнечный свет глубоко проникал в его карие глазки и зажигал в зрачках золотые искорки.
Погожев с Осеевым переглянулись: мол, смотри-ка, наш-то Леха как заговорил. А мы думали, что он для рыбацкой жизни человек потерянный.
— Точно, Леха! — согласился с коком Осеев. — Еще не вечер в вашей с тобой рыбацкой профессии. Да и голову нам вешать не от чего — поработали мы на совесть. Так ведь, секретарь?