Антифэнтези
Шрифт:
– Но как они пойдут по воде? – опасливо поглядывая вниз, спросила Машуня, а Рюшка вообще предпочитал не приближаться к краю плато.
– Только они способны так быстро лететь над сушей и немного вне ее, что им достаточно болотной поверхности чуть плотнее воды, чтобы не погружаться, - заумно объяснил Гарольд.
– Да, я заметил: они уже так перемещались по разливам рек, - кивнул я. – А я еще удивлялся: как они не вязнут в илистом дне?
– Вот именно, - подхватил Гарольд. – Единорогам только нельзя останавливаться, а то они немедленно превратятся в обычных живых существ и затонут.
Мы еще постояли, любуясь сумрачными
Гарольд заметил, что может, это наша последняя ночь здесь. Мне почему-то стало грустно. Со своей войной я, кажется, не заметил, как полюбил этот сумасшедший мирок, и мне его, скорее всего, будет не хватать. А чего стоило хотя бы одно то, что здесь совсем не надо было ходить в школу, не говоря уже о всяких волшебствах и колдовствах! А о межмирье и вообще вспоминать не хотелось – это ж сколько еще там всяких реальностей, если даже Гарольд не мог ничего толком об этом сказать?
Кстати – я вспомнил, что хотел спросить академика, куда девалась сущность убитого Ральфа, и не может ли она снова внедриться в чье-нибудь тело? На мой вопрос старый волшебник ответил долгим молчанием, а затем с самым серьезным видом сказал:
– Ты задал, наверно, один из самых сложных вопросов… я мог бы ответить, что души мертвых уходят в неизвестность или растворяются в межмирье, но я не знаю, - старый ректор смущенно потер лысину ладонью и продолжил признания. – По своему долгому опыту могу сказать, что, скорее всего, сущность не исчезает, так как бывали случаи, когда особо сильные маги после смерти контактировали с живыми. Кэролл, например, давал мне иногда советы, когда я его вызывал, но, с другой стороны, в межмирье я никого не встречал.
– Прямо как у нас на Земле: всякие колдуны с мертвяками общаются, а поди, проверь!
– бойко заявила Мышуня и прикусила язык под моим ехидным взглядом – ну надо же, какой комплимент Гарольду!
Но тот, в своей снисходительности даже не заметил шпильки – как слон не замечает маленькой назойливой мухи. Академик улыбнулся каким-то своим мыслям и философски заметил:
– Однако это незнание вполне восполнимо – все мы когда-нибудь узнаем, что происходит после нашей смерти. Со своей стороны могу утверждать, что определенно что-то происходит, поскольку кое какие следы потусторонней деятельности душ остаются…
– А какие? – не выдержал и встрял в разговор, по обыкновению молчавший, Андрюшка.
– Чаще всего подсказки и чаще всего во снах. А вам разве никогда ничего не подсказывали умершие родственники или знакомые? – поинтересовался Гарольд.
– Не-е, - ответила за всех Машуха. – У нас пока и умерших родственников-то почти нет.
– Да, забыл! – рассмеялся старик. – Ну, это, к сожалению, дело наживное…
Так я ничего толком от старика и не добился - ну не помирать же прямо на месте, чтобы ответить на этот вселенский вопрос! Тем более что меня он заинтересовал только в конкретном применении к Ральфу и терапевту.
Мы еще болтали о всяких парадоксах и взаимосвязях межмирья, многообразии загадочных миров, вспомнили про родственников Машухиного тела и заснули где-то посреди всех этих сказок, совсем не казавшихся небылицами в этом мире, который своим существованием опровергал любые логические доводы о том, чего нет и быть не может.
Сначала я не понял, что меня заставило проснуться посреди ночи. Зов природы меня вроде никуда не звал. Обеспокоился я только когда понял, что моя рука лежит на пустой Машуниной подстилке. Я попытался успокоить себя тем, что ее тоже мог побеспокоить зов природы, но какое-то странное тянущее чувство беды не давало мне покоя. Я привстал на локте и оглянулся.
И вот тут мне стало по настоящему страшно – я увидел, какой зов природы звал нашу егозу: под огромным белым ликом луны была видна тоненькая фигурка, которая медленно шла к самому краю обрыва. Если бы не ужас, зрелище можно было бы назвать фантастическим. Вы когда-нибудь видели настоящих вампиров под луной? Если да – то вам не надо ничего объяснять.
Предостерегающий окрик застыл у меня на губах – девчонка, проснувшись, могла от испуга упасть в пропасть. Я молча кинулся к Гарольду, понимая что не успею добежать до обрыва. Да и что я стану делать с этим фантастическим лунатиком? После моей хорошей оплеухи по лысине, академик сразу проснулся и по моему взгляду понял, что дело серьезно. Однако, увидев егозу, которая почти зависла над пропастью, он только удовлетворенно кивнул и шепнул:
– Смотри!
Я был в этот момент готов убить эту ректорскую лысину. В сердцах плюнув в костер, я кинулся к Машуне, уже понимая, что опоздал. Пока я бежал и кричал, она, застыв на самом краю, так что пальцы ее ног оказались над пропастью, немного присела, и с ней стали происходить странные метаморфозы, наподобие тех, когда она входила в поисковую вампирскую форму. Мне еще оставалось метра три, когда она резко взмахнула руками, словно раненная птица и кинулась вперед…
Я закрыл глаза, пытаясь в отчаянном прыжке дотянуться до нее и, понимая, что сам сейчас полечу за ней в эту страшную пустоту… шмякнулся о ее спину. Раскрыв глаза, я понял, что мы висим над краем пропасти, распластавшись на невидимой стене. Егоза, ничего не понимая и шипя от боли, простонала:
– Какого черта?! Шиш! Ты мне… - ее возглас внезапно оборвался. Видать, проснулась и сообразила, что висит в пустоте, лишь слегка касаясь ногами скалы.
Я, стараясь не глядеть вниз, оттянул ее, быстро возвращающееся к норме тело от края скалы, и только после этого перевел дух:
– Ну и напугала ты меня! – я все еще держал ее трясущимися руками за талию, словно боясь, что она снова захочет полетать со скалы вниз. – Ты хоть соображаешь, что творишь? Совсем на голову заболела?
Я ворчал и бурчал, как занудный старик, и все никак не мог остановиться. Внезапно егоза обернулась и обняла меня, судорожно стиснув мою шею так, что я стал придушенно опасаться за целостность своих позвонков. До меня, наконец, дошло, что она только что отошла от шока, и заткнулся, просто ожидая, когда девчонка придет в себя.
Когда она «оттаяла» я провел ее к остаткам ночного костра, не отпуская из тесных объятий. Гарольд, страшно зевая, сидел и из последних сил, чуть не руками держал слипающиеся веки.
– Ты что, не мог сказать? – брюзжал я, укутывая накидкой Машуню, трясущуюся то ли от страха, то ли от ночной прохлады.
– А-уфф!
– еще раз зевнул академик и, как ни в чем не бывало, сообщил. – Я что, по-твоему, раз лысый, так и дурак?
– Ну почему сразу дурак? – примирительно сказал я. – Всего лишь старый придурок …