Антихрист
Шрифт:
Одно обстоятельство в значительной степени поддерживало в Иудее постоянную вражду против империи, а именно, что евреи не принимали участия в военной службе. Повсюду легионы составлялись из среды местного населения, и, таким образом, при помощи ничтожных по численности армий римляне держали в своих руках огромные области. Римский воин и местные жители оказывались соотечественниками. В Иудее было не так. Легионы, занимавшие страну, набирались по большей части в Кесарее и Себасте, городах, находившихся в антагонизме с иудаизмом. Отсюда была полнейшая невозможность соглашения между армией и народом. Римские силы были в Иерусалиме заперты в своих укреплениях и находились как бы в непрерывном осадном положении.
Впрочем, не следует думать, что чувства различных отделов еврейского мира по отношению к римлянам были всюду одни и те же. Если исключить таких светских деятелей, как Тиверий Александр, которые сделались индифферентными к старому культу и на которых единоверцы смотрели
Во-первых, партий саддукеев и иродиан, остатки дома Ирода и его клиентелы, крупные фамилии Анны и Воетуса, в руках которых находился сан первосвященника; мир эпикурейцев и неверующих сластолюбцев, презираемых народом за их гордость, за недостаток у них набожности, за их богатства; это была партия по существу консервативная, которая видела гарантию своих привилегий в римской оккупации и хотя и не любила римлян, но сильно противилась революции.
Во-вторых, партия фарисейской буржуазии, партия порядочных людей, разумных, живущих в довольстве, спокойных, уравновешенных, преданных религии, соблюдающих закон, даже набожных, но не обладающих сильным воображением, достаточно образованных и знакомых с чужеземным миром; они ясно видели, что возмущение не может привести ни к чему, кроме гибели нации и храма. Иосиф является типом этого класса общества; участь его была та, какая всегда бывает суждена умеренным партиям в эпоху революции: бессилие, непостоянство и высшее огорчение — прослыть в глазах народа предателем своего отечества.
В-третьих, всякого рода экзальтированные сектанты, зелоты, сикарии, ассасины, странная смесь нищенствующих фанатиков, доведенных до крайнего бедствия несправедливостями и насилием саддукеев; они считали себя единственными наследниками обетований Израиля, возлюбленного Богом «бедняка»; питаясь такими пророческими книгами, как Еноха, как разные неистовствующие апокалипсисы, уверенные в том, что приближается царство Божие, они, наконец, дошли до высшей степени экзальтации, какая только была известна в истории.
В-четвертых, разбойники, люди без призвания, авантюристы, опасные паликары, плод полнейшей дезорганизации страны; эти люди, по происхождению большей частью идумейцы или наватеи, довольно мало интересовались религиозными вопросами, но они были главными виновниками беспорядков и находились в естественном союзе с партией экзальтированных.
В-пятых, благочестивые мечтатели, ессеи, христиане, евионим, спокойно ожидавшие царства Божия, набожные люди, группировавшиеся вокруг храма; они только молились и плакали. В их числе были и ученики Иисуса; но в глазах общества они были еще таким ничтожеством, что Иосиф даже не перечисляет их в ряду элементов, участвовавших в борьбе. Мы можем предвидеть, что в день опасности эти святые люди сумеют только спасаться бегством. Дух Иисуса, полный божественной силы для того, чтобы отвлечь человека от мира и утешить его, не мог внушить ему того узкого патриотизма, который создает сикариев и героев.
Разумеется, господами положения должны были сделаться экзальтированные. Демократические и революционные элементы иудаизма обнаруживались в них с устрашающей силой. Вместе с Иудой Гавлонитом они были убеждены в том, что всякая власть проистекает из злого начала, что царская власть есть дело рук Сатаны (такие правители, как Калигула, Нерон, поистине воплощенные демоны, только подтверждали со своей стороны эту теорию), и они скорее дали бы себя искрошить на куски, нежели назвали бы господином кого-либо, кроме Бога. В подражание Матафии, первому зелоту, который, увидав, что еврей приносит жертву идолам, убил его, они мстили за Бога ударами кинжала. Для них достаточно было услыхать, что какой-либо необрезанный упомянул о Боге или о Законе, чтобы постараться захватить его наедине и предложить ему на выбор: или подвергнуться обрезанию, или умереть. Исполнители этих таинственных приговоров, предоставляемых «руке неба», в уверенности, что на них лежит обязанность придать действительную силу грозной каре отлучения, каре, равносильной лишению покровительства законов и преданию смерти, образовали армию террористов среди полного разгара революционного кипения. Можно было наперед предвидеть, что эти смятенные головы, неспособные отличить своих грубых аппетитов от страстей, представлявшихся им в их неистовстве святыми, дойдут до самых крайних эксцессов и не остановятся ни перед каким безумством.
Умы находились под влиянием как бы непрерывной галлюцинации; потрясающие слухи распространялись повсеместно. Все грезили предзнаменованиями; апокалипсический колорит еврейской фантазии давал всему кровавый ореол. Все с ужасом рассказывали друг другу о кометах, мечах на небе, о битве в облаках, о свете, который ночью сверкал в глубине святилища, о противоестественных уродах, которые рождались от жертвенных животных в самый момент жертвоприношения. Однажды громадные медные ворота храма сами собой открылись, и их было невозможно запереть. На пасхе в 65 году около трех часов пополуночи храм
Мессианские пророчества в особенности возбуждали в народе непреодолимую потребность волноваться. Невозможно мириться с участью посредственности, когда в будущем предстоит царская власть. Все мессианские теории для толпы резюмировались в пророчестве, будто бы взятом из Писания и гласившем: «Около этого времени из Иудеи должен выйти государь, который сделается владыкой вселенной». Бесполезно бороться логическими доводами против упорной надежды; очевидность не в состоянии бороться с химерой, к которой народ прилепился всеми силами своей души.
Гессий Флор из Клазомен был преемником Альбина в качестве прокуратора Иудеи с конца 64 или с начала 65 года. По-видимому, это был довольно злой человек; он был обязан должностью, которую занимал, влиянию своей жены Клеопатры, находившейся в дружбе с Поппеей. Вражда между ними и евреями вскоре дошла до последней степени ожесточения. Евреи стали невыносимы своей придирчивостью, привычкой жаловаться на всякую безделицу и недостаточным почтением по отношению к гражданским и военным властям; однако, по-видимому, и прокуратор, со своей стороны, доставлял себе удовольствие дразнить евреев и выставлять это напоказ. Так 16 и 17 мая в 66 году между иерусалимлянами и его войсками произошло столкновение по довольно пустому поводу. Флор удалился в Кесарею, оставив лишь когорту в башне Антонии. Это был весьма предосудительный поступок. Вооруженная сила обязана по отношению к городу, который она занимает и в котором обнаруживается народное возмущение, не предоставлять его во власть собственной ярости, пока не истощит всех способов сопротивления. Если бы Флор остался в городе, то нет никакого вероятия, чтобы иерусалимляне могли овладеть им и можно было бы избежать всех последующих бедствий. Раз Флор удалился, то этим уже предрешалось, что римская армия не вступит в Иерусалим иначе, как предав его огню и мечу.
Однако удаление Флора далеко еще не означало собой открытого разрыва между городом и римской властью. В этот момент Агриппа II и Вероника находились в Иерусалиме. Агриппа делал добросовестные попытки успокоить умы; к нему присоединились все умеренные; пытались даже воспользоваться популярностью Вероники, в которой для народного воображения возродилась ее прабабка Мариамна из династии Асмонеев. В то время, как Агриппа убеждал толпу на ксисте, Вероника показалась на одной террасе дворца Асмонеев, господствовавшей над ксистом. Все было тщетно. Здравомыслящие люди указывали, что война будет несомненной гибелью нации; к ним отнеслись как к людям, недостаточно верующим. Агриппа, испуганный и потерявший мужество, покинул город и удалился в свои владения в Ватании. Шайка наиболее пылких мятежников тотчас же выступила и, напавши врасплох, овладела крепостью Масадой, расположенной на берегу Мертвого моря, в двух днях пути от Иерусалима, и считавшейся почти неприступной. Это было уже явно враждебным действием. В Иерусалиме борьба между партиями мира и войны с каждым днем становилась все более ожесточенной. Первая из этих партий состояла из богатых, которые при катастрофе теряли все; ко второй кроме искренних энтузиастов принадлежала та масса пролетариата, для которой состояние народного кризиса, отменяющее обычные условия жизни, было выгодно во многих отношениях. Умеренные опирались на небольшой римский гарнизон, державшийся в башне Антонии. Первосвященником был человек малоизвестный, Матфия, сын Феофила. Со времени смещения Анны Младшего, который предал смерти Иакова, установилось как бы правило не назначать больше первосвященников из могущественных жреческих фамилий Анн, Канфер, Воетусов. Но истинным главой жреческой партии был бывший первосвященник Анания, сын Неведея, человек богатый, энергичный, малопопулярный, благодаря неумолимой строгости, с которой он пользовался своими правами, и в особенности ненавистный из-за дерзости и хищничества своих прислужников. По странной случайности, которая нередко случается во время революции, главой партии действия был как раз Елеазар, сын этого самого Анании. Он занимал важную должность начальника храма. По-видимому, его религиозная экзальтация была искренней. Доведя до крайности принцип, что жертвы могут быть приносимы только евреями и за евреев, он уничтожил жертвоприношения за императора и за благоденствие Рима. Вся молодежь пылала рвеньем. Одна из черт фанатизма, внушаемого семитическими религиями, заключается в том, что он с особенной силой обнаруживается у молодежи. Члены старинных жреческих фамилий, фарисеи, люди рассудительные и основательные, видели опасность. Выдвинули вперед ученых, пользовавшихся авторитетом, устраивались совещания раввинов, составлялись мемуары по каноническому праву, но все понапрасну: было уже ясно, что низшее духовенство принимает сторону экзальтированных и Елеазара.