«Антика. 100 шедевров о любви». Том 5

Каминская Т. и.

Про чужестранку тоже: ты свидетель, Как я радушно встретила ее.

Лихас

От радости затрепетало сердце.

Деянира

Что ж передать еще? Боюсь, не рано ль Рассказывать ему, как я тоскую, Не зная, сам тоскует он иль нет.

(Уходит.)

Стасим Второй

Хор Строфа 1

Вы, вблизи корабельных приютов, И у горных горячих потоков, [66] И на склонах Этейских живущие, И на взморье залива Мелиды, [67] На брегах златострельной богини, Где Пилейские сборища [68] эллинов Прославляемы с давних времен!

Антистрофа 1

Скоро

звонкоголосая флейта Прозвучит не напевом печали, Но в согласии с лирою Муз. Возвращается к нам победителем Сын могучий Кронида. В награду За свершенные подвиги к дому Он с богатой добычей спешит.

66

…у горных горячих потоков… – То есть у Фермопил (дословно: «Горячих ворот»).

67

Залив Мелиды – Мелийский. (См. коммент. к ст. 39.)

68

Пилейские сборища – собрания представителей разных племен, входивших в состав Фермопильского союза, или Амфиктионии.

Строфа 2

Ожидали двенадцать мы месяцев, Но не видели в граде лица его, — Пропадал где-то за морем без вести. А его супруга милая Здесь томилась и рыдала, Горько плакала, несчастная. Но наконец многотрудным деяньям Ярый Арей полагает предел.

Антистрофа 2

О, явись! О, явись! Да не медлит Твой корабль многовесельный в море, Да причалит у нашего города! Ты покинь на дальнем острове Алтари, где ныне жертвами — Слышим – чествуешь богов! В новой одежде, исполненный страсти, Обвороженный любовью, явись!

Эписодий Третий

Деянира

О милые подруги, как мне страшно! Не слишком ли далеко я зашла?

Хор

О чем ты, Деянира, дочь Ойнея?

Деянира

Не знаю, но боюсь, как бы во зло Не обратилась сладкая надежда.

Хор

Ты разумеешь свой подарок мужу?

Деянира

Да, именно. Теперь я всем скажу: Не действуйте, пока не все вам ясно.

Хор

Скажи, коль можно, что страшит тебя?

Деянира

Случилось небывалое, подруги; Открою вам неслыханное чудо: Тот самый клок прекрасной белой шерсти, Которым я нарядную одежду Натерла, весь исчез. Его извне Ничто не съело, – сам себя съедая, По камню он расплылся. Чтобы вам Точнее знать, я расскажу подробно. Все то, чему кентавр, стрелой смертельной Пронзенный в бок, меня учил, страдая, Я выполнила точно. Сохраняла Его слова я в памяти, как надпись На бронзовой таблице. Соблюдала Его наказ: держать подальше зелье От солнца и огня, в укромном месте, Доколь его не применю я к делу. Все соблюла. Теперь же, в должный час, Там, в комнатах, я средство применила, Взяв шерсти клок от нашей же овцы. Сложила ткань и в недоступный солнцу Ларец замкнула, как известно вам. Вернувшись в дом, я вижу вдруг такое, Чему нет слов, что превосходит разум. Ту шерсть, которой мазала одежду, Я бросила на солнечном припеке. Нагрелся постепенно клок и вдруг Стал расплываться по полу и течь, — И более всего похоже было, Что деревянные текут опилки. Так весь он разошелся. А на месте, Где он лежал, вскипают комья пены, Как будто сок багровых гроздьев Вакха Разлили по земле в палящий зной. Несчастная, не знаю, что и думать. Я вижу дело страшное свое! Кентавр из-за меня погиб: с чего же Ему желать мне блага в смертный час? Нет! Погубить убийцу он замыслил И обольщал меня. Но я лишь ныне Все поняла, когда уж нет возврата. Коль страшные предчувствия не ложны, Сама его, злосчастная, гублю. Стрела Геракла, знаю я, и бога Хирона [69] погубила: смертоносна Она для всех животных. Почему же Тот черный яд, пройдя сквозь рану Несса, Не сгубит и Геракла? Так и будет. Но я решила: если он погибнет, С ним вместе в тот же час умру и я. Невыносимо жить с худою славой, Когда не знаешь за собою зла.

69

Бог Хирон – кентавр Хирон, нечаянно раненный отравленною стрелою своего друга Геракла; погиб от нее, так как в свое время пожертвовал своим бессмертием ради освобождения Прометея

Хор

Страшиться злодеяний надлежит, Но до конца хранить в душе надежду.

Деянира

Безрадостны твои советы, – в них Надежды нет, и ободриться нечем.

Хор

На тех, кто впал без умысла в ошибку, Не гневаются сильно. Будь спокойна.

Деянира

Подобные слова не для сраженных Напастью, а для тех, в чьем доме мир.

Хор

Беседу с нами ты должна прервать, Коль посвятить в нее не хочешь сына: Вот он идет, отца искать ушедший. Входит Гилл.

Гилл

О мать, уж лучше бы одно из трех: Иль умереть тебе, иль, если жить, Быть матерью другого, не моею, Или иной и лучшей сердцем стать!

Деянира

За что, о сын, меня ты ненавидишь?

Гилл

Узнай: ты мужа своего, – о нет! — Ты моего отца сейчас убила.

Деянира

О, что ты говоришь, дитя мое?

Гилл

Я правду непреложную сказал. Не сделаешь не бывшим то, что было.

Деянира

Что ты сказал? Кто называл меня Виновницей такого злодеянья?

Гилл

Я видел сам мучения отца И говорю о них не понаслышке.

Деянира

Где ж ты нашел, где встретил ты его?

Гилл

Коль хочешь знать, мне все сказать придется. Итак, он шел, разрушив град Еврита, С добычей и трофеями побед. Встает над всей Евбеей, с двух сторон Омытый морем, мыс Кенейский. Там Он древле почитаемому Зевсу Алтарь и рощу посвящал. Его Я там увидел и возвеселился. Он к жертвам приступал. Тут прибыл Лихас, Неся твой дар – смертельную одежду. Надев ее, как наказала ты, Он заколол двенадцать лучших в стаде Тельцов отборных. А всего пригнал он До ста голов, всех возрастов, скота. И вот сперва – злосчастный! – с чистым сердцем, Наряду радуясь, молиться начал, Когда ж священный пламень дров смолистых, Насытясь кровью, жарко запылал, Он вдруг покрылся потом. Стан и члены Ткань облепила плотно, – как ваяют Художники. Язвительная боль Проникла в кости. Словно яд смертельный Жестокой гидры начал грызть его. Тут к Лихасу воззвал он, – хоть несчастный Повинен не был в умысле твоем, — Зачем одежду он принес – изменник? В неведенье ему ответил Лихас, Что передал твой дар, тобой был послан. Услышал он ответ, и грудь его Мучительная судорога сжала; Тут Лихаса он крепко за лодыжку Схватил рукой и об утес швырнул, Врезающийся в море. Брызнул мозг, Кровавый череп на куски разбился. И возопил народ в священном страхе, Узрев, что тот в безумье, а другой Погиб. Никто приблизиться не смел. А он то наземь повергался с воплем, То вскакивал. В ответ гудели скалы Евбейские, Локрийские холмы. [70] Когда же он устал бросаться наземь, От криков и от воплей ослабев, — Стал проклинать он брак свой злополучный С тобою, мать, и свой союз с Ойнеем, В котором язву дней своих обрел. И, отведя свой исступленный взор От дыма жертв, меня в толпе огромной Увидел он в слезах и подозвал: «Сын, подойди! Не избегай несчастья Отцовского, хотя б и смерть со мною Пришлось делить. О, унеси меня Подальше, прочь от взоров смертных! Если Мне сострадаешь ты, меня отсюда Перевези, чтоб я не умер здесь!» Как он велел, его мы положили На дно ладьи и, стонущего в муках, Сюда с трудом великим довезли. Его сейчас увидите живым Иль только что умершим. Так, о мать, Ты в умысле на жизнь отца виновна. Да мстят тебе Эриния и Правда, — Ужасная мольба! Но ты попрала Свой долг, убив храбрейшего из смертных, — Подобного не встретишь никогда! Деянира идет к дому.

70

Локрийские холмы – на южном берегу Мелийского залива.

Хор

Куда уходишь молча? Иль не знаешь, Что обвиняешь ты себя молчаньем?

Гилл

О, пусть идет! Будь ей попутен, ветер, Умчи ее подальше с глаз моих! Зачем ей имя матери носить, Когда она не мать в своих поступках? Пускай же ныне вкусит наслажденья, Которым осчастливила отца.

Стасим Третий